Уильям Сароян - Что-то смешное : Серьёзная повесть

— Я не знаю, откуда запах камня, — сказал Дейд.

— А что это за букет?

— Ее.

— Как она? Как твоя жена?

— Не знаю, Ивен.

— Меня ты мог спрашивать, — сказал младший брат. — Меня ты мог спрашивать, но когда я спрашиваю тебя, ты говоришь — не знаю. И это все? Мне уже жаль ее. Не из-за нашей ли гордости все это? Ты не знаешь. И это все?

— Это все, Ивен.

— Спустя столько времени? Спустя девять лет?

— Да.

— Почему? Кто мы такие, в конце концов? Кем себя мним?

— Все это так или иначе скверно, — сказал старший брат, — но если у человека нет гордости, все это еще сквернее.

— Ладно, Дейд, — сказал он. — О господи, ладно. Но неужели нам нельзя быть посквернее? Неужели нам нельзя быть сквернейшими?

— Не знаю. Можно ли нам? Нельзя ли нам?

— Я сказал тебе, что уже жалею ее. Что же это такое с нами, Дейд? Ты хочешь, чтобы я жалел и дальше, раз уж проснулось во мне это чувство. Ты не принимаешь всего, но хочешь, чтоб я все принял.

Они вышли к домам, к тротуарам, миновали три квартала, потом младший брат повернулся, и они зашагали назад. В аэропорту Ивен направился к кассе и взял билет во Фрезно.

Было около пяти часов утра, когда он добрался до дома в Кловисе. Вошел, сначала к дочке: она лежала на кровати, голенькая, крепко спала — раскинувшись в покое, которому, казалось, не будет конца. Он подумал, что теперь нужно взглянуть на мальчика, но мальчик и мать были вместе. Мальчик лежал свободно, безмятежно, почти как его сестра, но в позе женщины была напряженность. Он долго стоял, не отводя от них взгляда, и наконец женщина открыла глаза. В первое мгновение она не помнила ни о чем, потом вспомнила, быстро привстала. Лицо ее исказилось, она начала тихо плакать, голова бессильно поникла, волосы упали на голую грудь. Она соскочила с постели, обняла его и прошептала что-то, не похожее ни на какое слово. Он повел ее в их собственную комнату, откинул покрывало с кровати. Она легла, все еще всхлипывая, а он сел рядом и стал ждать, хотя и не мог вообразить, чего ему теперь еще ждать.

Он сидел в мертвом оцепенении, уставившись в пол, — глаза его были широко открыты, но слепы, — слушал бедную женщину, ни о чем не думая. Так прошло больше часа. И вдруг в комнату вбежала их дочь, бросилась ему на руки — так, словно это была не она, а ее мать, но уже прощенная. Он обнял дочь, прильнул губами к ее шее, прижался к ней в том же мертвом оцепенении, все еще неспособный думать, понимать, говорить. Женщина перестала плакать, потому что она знала, что при дочери этого нельзя.

— Ты встал раньше меня, папа, — сказала девочка, — а я всегда встаю первая. — Она обернулась к женщине. — Мама! — сказала. — И ты проснулась!

Женщина попыталась улыбнуться. Девочка забралась к ней в постель и мигом устроилась так, чтоб быть как можно ближе к матери.

— Папа, — сказала она, — что с твоим лицом?

— Я споткнулся.

— Папа! — сказала девочка, ничуть не поверив. — Ты не мог споткнуться! Это Рэд спотыкается! Это я спотыкаюсь! Ты никогда не спотыкаешься, папа.

— Я споткнулся.

— Ты упал, папа?

— Лицом вниз.

— О, папа! — сказала девочка, слезая с кровати.

Она подбежала поцеловать его. Он следил за женщиной и по ее исказившемуся лицу увидел, что она вот-вот расплачется. Он покачал головой, и она сдержалась.

— Бедный папа, — сказала девочка. — Ты споткнулся, как маленький мальчик?

— Нет, — сказал он. — Я споткнулся как муж, как отец. — Он внезапно обнял девочку, ожесточенный, злой на себя, и потом сказал почти со смехом: — Каждый может споткнуться.

— А это больно, папа?

— Нет.

— Мама, — сказала девочка, — если папа когда-нибудь еще вздумает споткнуться, ты помоги ему, не дай упасть.

— Хорошо.

— Можно я пойду скажу Рэду, папа?

— Конечно.

Девочка выбежала из комнаты, и тогда женщина снова прошептала его имя — так тихо, как могла бы только их дочь.

— Ты лучше встань, — сказал мужчина. — Дай им позавтракать. Поспишь, когда они будут во дворе.

Женщина спрыгнула с кровати и побежала в ванную. Девочка вернулась вместе с мальчиком.

— А ну, покажи мне.

Рэд внимательно изучал лицо своего отца.

— Папа?

— Да, Рэд.

— Я слышал тебя ночью.

— Мы поговорим об этом в другой раз, Рэд. А теперь ступай одеваться.

— Ты мне поможешь одеться, папа? — сказала девочка.

— Конечно.

Он встал — вдруг, резко — и отправился вместе с девочкой в ее комнату; через минуту туда прибежал и мальчик, прихватив свою одежду, чтоб одеться тут, с ними.

— Ночью я слышал, как поют птицы, множество птиц, — сказал он.

— И я, — сказала девочка.

— Я не слез с постели, чтобы посмотреть на них, — сказал он. — Я даже не проснулся как следует, чтобы послушать их, но все равно я их слышал. Они пели долго и до сих пор поют. А одна птичка — по-моему, это была одна и та же — пела в темноте, в ночи, все время, пока мама плакала, плакала и ждала, когда ты придешь домой.

— Рэд!

Мужчина посмотрел на сына и покачал головой.

— Да, папа, — сказал мальчик. И потом: — Что такое птица?

— Видишь ли, — сказал мужчина, — чем бы она ни была, она существует на свете по воле случая, так же, как и все живое.

— Случай? — сказал мальчик. — Это как тот несчастный случай на шоссе, который мы с тобой видели: когда две машины наехали друг на друга и перевернулись, так что колеса их были наверху, а не внизу?

— Нет, — сказал он. — Это как случай, по воле которого ты встречаешь ту, кого никогда раньше не видел, и любишь ее так сильно, что вы вместе создаете семью. Твоя встреча с ней — случай, и твои дети, когда они рождаются и ты не знаешь, кто они, — тоже случай.

— Я не понимаю.

— А я понимаю! — сказала девочка.

— Нет, — сказал мальчик. — Ты только говоришь, что понимаешь.

— Я понимаю! — сказала девочка. — Да!

— Тогда объясни, — сказал мальчик.

— Ну, ну… — сказала девочка.

— Ну…

Мальчик рассмеялся.

— Она ничего не сказала, папа.

— Не смейся, — сказала девочка. — Я все-таки что-то сказала. Разве нет, папа?

Женщина вошла в комнату, умытая, чистая, аккуратно причесанная, в голубом ситцевом платье.

— Я приготовлю вам роскошный завтрак, — сказала она, изо всех сил стараясь вести себя так, словно ничего не произошло. — Сорву несколько инжиров с дерева, очищу их, разрежу и полью кремом. А еще у вас будет жареная свинина, хлеб, яйца и молоко.

Выходя, она бросила взгляд на мужчину, но Ивен не смотрел на нее.

Он пошел в ванную, принял душ, и когда оделся, дети уже были во дворе; мальчик взобрался на дерево, а девочка стояла под ветками и ловила спелые плоды, которые он отыскивал для нее. Они разговаривали — громко, громче, чем когда-либо прежде, потому что они были за городом, в таком счастливом месте, где все росло и созревало и где солнце было близким и горячим.