Рэй Брэдбери - Гринтаун. Мишурный город [сборник litres]

Затрепетало от дурных предчувствий,

Когда я мимо проходил,

И молвило:

Прощай!

Спустя часы, в Чикаго,

Станционный туалет мужской

Вонял похлеще львиного загона

В зверинце дублинском,

В ту пору,

Когда еще я

Очень старым был.

Мальчишки всегда куда-то бегут.

Спросите их на бегу: куда они все несутся?

Они гарцуют, пританцовывая,

И отвечают озадаченно:

Не знаем.

И взглядом говорят:

Надо быть занудой или чокнутым,

Чтоб задавать подобные вопросы.

Они несутся дальше.

Как времени поток.

Что им расспросы и ответы,

Их дело – созвучие с жизнью, извечными

истоками.

У Бога есть причины отправлять их на юг-восток

и север,

А почему бы не на запад?

Быть первым – лучше всех, второе —

второсортно,

Но лучше быть вторым, в движении,

Чем с опозданием откликнуться на зов судьбы

И редкие возможности, что ждут за горизонтом,

На вершинах гор, обожжены восходами или

Застужены промозглыми ноябрьскими ночами.

Мальчишки вечно бегут куда-то.

Грех не сорваться с места.

Кто скажет им: не вылезайте из постелей

И, застыв на старте, не вылетайте пулей из дому,

Битком набитого оладьями, обычаями, обрядами?

Мужчины всегда бегут куда-то.

Полюбопытствуйте в вагоне, в самолете,

На оживленном тротуаре – куда?

Ворочая во рту сигару или жвачку,

Он переложит из одной руки в другую чемодан,

Подумает, посмотрит пристально, недоуменно,

Уйдет в себя и скроется из виду,

Решив, как и мальчишки,

Что нет предела чокнутости и занудству,

А значит, лишены вы наслаждений в жизни.

Двенадцать лет назад, мальчишками, они

мечтали,

Теперь же, возмужав, они пришли туда,

Куда им так хотелось убежать,

Добрались до конечной станции,

Прокомпостировав билеты,

И пошли на новый круг.

Осыпав шляпы и лацканы конфетти,

Как доказательство того,

Что сорванцы чему-то научились

И вечеринка удалась на славу! Черт побери!

Пока они в пальто, набитых письмами,

Отряхивают карнавал с бровей,

Не спрашивайте их,

Куда они идут, а, где же они побывали?

Они нахмурят лоб, как будто задал им

Интерьвьюер вопрос с подвохом,

Пороются в своих блокнотах,

Бессвязно побормочут, но не признаются,

Где побывали раньше.

Уехали и все тут! Что еще сказать?

Так было принято.

Теперь же надо побывать.

А вы?

Что вы стоите с поломанным воздушным змеем

без бечевки?

Понятно, вы ни разу не уезжали,

Не пускались в путь, не преуспели,

Или пытались, но напрасно,

Или добились своего!

Вы не ходили босиком, равно как вас не обували

Меркурий с Аполлоном или иное божество,

Нехитрое или замысловатое.

Куда они ушли? И где

Их видели в последний раз?

Мальчишка и мужчина стоят, большой и

маленький, пред вами;

Один седой, другой зеленый.

И плачут, черт возьми!

Они пустились в дальний путь…

Мальчишка побежал к мужчине

Мужчина – к мальчугану,

Опасным встречным курсом, чреватым синяками,

Но их соударение было смягчено, смотрите!

Они сплотились в рать,

Все воинство – два ратника,

Вот так и ходят в одиноком, простом восторге,

Редкостном и бурном.

И тут до нас доходит,

Где один слонялся и чем хотел он стать;

Где пребывал другой – и будет знать всегда.

Вопросы задавайте, но получите нелепые ответы.

Как песик, голову задрав, он примет стойку,

Не проронив ни слова.

В его глазах однако вы прочтете:

Я бегал, чтобы возмужать.

Или:

Однажды летом я был мальчуганом, бегущим,

чтобы стать самим собою.

Если ты не знаешь, откуда взялся ты

Или куда идешь, в том нет греха.

С какой им стати признаваться, ведь в тайниках

души

Вместилище их сокровенных истин –

они выкашивают летние лужайки,

круги выписывают, гавкая, кусаясь, огрызаясь,

прыгают через закаты и вместе встречают

рассветы.

Так и живут, хватая наслаждения в две руки.

И кто возьмется прекратить веселье,

Которое играет в прятки, как дитя в душе

мужчины?

Кто предупредит мужчину, кто воспрепятствует

ему,

Кто помешает воззвать к мальчишке?

Вот их следы тандемом на вьющемся песке…

Поторопись! Отсюда они бегут назад!

Чтобы, смеясь, крича, стереть свои следы,

Проворными руками-лапами.

Мальчишки вечно куда-нибудь бегут.

Куда, куда, куда? Куда же?

Одним им ведомо.

Мужчины всегда бегут, бегут, бегут куда-то,

О женщины, о женщины, печальными годами

умудренные,

Не нужно их удерживать.

Библиотекарши, не уходите вечером домой,

А на страже стойте, будьте начеку, выжидайте

Снаружи заветного здания в девять часов,

Пригнувшись в бузине, высматривая

В окнах девственных невест,

Как пыль, бесшумно проходящих мимо полок,

Где выстроились книги по ранжиру,

Сверкая золотыми корешками, подобно

Лисьим глазкам, высекая сладострастья искры.

Среди миллиона мертвых и миллиона все еще

живых

Не высеченные из кремня искры,

Не выбитые на надгробиях невесты

Подпитывают тишину, ступая, словно по покрову

мха,

И шелестя, как хлопья ржавчины.

Они идут, не прикасаясь к половицам,

Все погружая в темноту шнурками выключателей,

Поочередно похищают свет и следуют за новой

порцией добычи.

Ключи на поясе перекликаются, как звонкий

дождик,

Словно конькобежцы, увиденные в летнем сне.

Под сенью изумрудных абажуров поблескивают их очки.

Благоухание гиацинта просачивается за ними

по пятам,

Опережая их, как вестник юности, затиснутой

в корсет Железной Девы.

Насыщенный и теплый воздух рассекая,

Благоуханием ароматов делая его свежее,

Они скрываются меж книжных полок

на мгновение,

Чтобы поправить убийственные иглы

для закалывания волос

И посмотреться в зеркальце;

И надзиратели, и поднадзорные –

От Снежной королевы урожай,

Незрячий взгляд, заснеженные космы.

Затем они идут к двери, оглядывая напоследок

магазин,

Где Временем торгуют, заключенным в книги,

Где провисает кожа динозавра,

Затем опять спешат прорезать воздух,

Наружу выйти и по улицам шагать,

Куда – никто не знает.

Пальто их наглухо застегнуты,

Очки их тщательно промыты, они

оглядываются, вопрошая:

Есть кто-нибудь?

В надежде, что однажды вечером зловещий

бас мужской

Откликнется в конце концов:

Да, есть.

И их неокольцованные пальцы подрагивают,