Борис Изюмский - Девять лет

…Сейчас на Андрее халат с огромными дырами, выеденными кислотой, с одним полуоборванным, пришпиленным английской булавкой карманом и по крайней мере с двадцатью тесемками на спине.

— Староста первого курса, ко мне! — протянув перед собой, как для благословения, руку, позвал он.

Смущаясь, на сцену поднялся Павел Громаков. Армейская гимнастерка с белеющим подворотничком ладно сидит на нем, сапоги сияют.

Андрей снимает с себя халат и, торжественно надев его на Павла, произносит:

— Ты так же работай и дальше прожигай… халат.

Он достает свиток с сургучными печатями на белых веревочках, похожий на те свитки, что составляли дьяки в приказных избах. Обращаясь к Павлу, строго требует:

— На колени! Повторяй клятву! И да блестит до гроба молибден!

Сделав короткую паузу, громко говорит:

— Начиная жизнь химика, я обещаю…

— Я обещаю… — как эхо, вторит ему Павел.

Требования становятся все труднее и труднее. Громаков, приняв игру, повторяет текст все тише и тише, словно все более пугаясь несоразмерности и невыполнимости обязательств.

— Платить в срок профсоюзные взносы! — совсем тихо повторяет он.

— Не иметь хвостов! — настаивает Андрей.

Павел уныло молчит. В зале хохочут: Нелька — повизгивая, Кодинец — поглядывая по сторонам, словно проверяя, все ли смеются, Лешка смеется так громко, что Саша зажимает ей рот ладонью и испуганно шипит.

— Да покарает меня строгая рука декана, если я что-либо не выполню из этих пунктов…

— Из этих пунктов, — обреченно бормочет Павел.

— А теперь ты должен испытать химию на своей голове. Мы проведем на ней реакцию нейтрализации.

Из-за кулис выскочили два ассистента Андрея в белых халатах. Андрей держал над головой Павла огромную стеклянную воронку, ассистенты, взобравшись на табуреты, одновременно стали медленно лить в нее содержимое бутылей.

Каждый в зале, конечно, знал, что при подобном соединении должны получиться вода и соль. Да и как не получиться воде, если в бутылях, кроме нее, ничего нет, а надписи — лишь для игры воображения.

Павел отфыркивается.

— И это еще не все! — не унимается Андрей. — Ты должен до подошв пропитаться химией.

Павел с сожалением оглядел свою гимнастерку.

— Пей! — протянул ему неумолимый посвятитель небольшую бутыль с надписью «BaSO 4». В бутыли — молоко, и, ко всеобщему удовольствию, Павел залпом выпивает предполагаемый «BaSO 4» под энергичное пение ассистентами гимна химиков.

Пели они на мотив марша авиаторов «Все выше, выше и выше» и старались при этом вовсю.

— Иди, химик! — величественно разрешает Андрей Павлу и, обращаясь к залу, объявляет: — А теперь, о мудрые химики, мы проведем смотр талантов нового пополнения под лозунгом «Кто во что горазд».

Оказывается, у Нельки Прозоровской приятный голосок, и она пропела «Подмосковные вечера». Директор Бродвея, лихо отбарабанив на пианино новую вещь какого-то Бинга Кросби, картинно откланялся.

Саша — кто бы подумал об этой тихоне! — неожиданно проявила талант художественного… свиста. Ее даже вызывали на «бис».

«Только я одна бесталанная», — сокрушенно думает Лешка.

Она сидит во втором ряду у прохода, рядом с ней одно место свободно: Саша ушла на сцену.

— Можно? — нагибаясь, тихо спрашивает Игорь Сергеевич, и Лешка, от неожиданности онемев, молча кивает головой.

Он сел.

— Понравилось?

И вдруг Лешка поняла. Вытаращив зеленоватые глаза, спросила:

— Это вы… стариком были?

Он беззвучно рассмеялся:

— Сдаюсь, товарищ Юрасова. Разоблачен.

Лешка поражена: запомнил фамилию!

После окончания импровизированного концерта они вместе вышли на улицу. Лешка оглядывается — где же Саша? Но та промелькнула впереди и исчезла.

Южное небо, усеянное звездами, кажется особенно высоким. От реки тянет осенней прохладой. Утомленно светят неоновые рекламы на высоких зданиях. У Лешки так хорошо на душе. Игорь Сергеевич просто, дружески расспрашивает ее: нравится ли химфак, как занимается, откуда приехала. Она охотно отвечает, не чувствуя стеснения.

— Вы поэзию любите? — спрашивает он.

— Да как же ее можно не любить? — удивленно восклицает Лешка. — Очень-преочень!

— Тогда будете химиком, — шутит Багрянцев.

— А какое ваше любимое стихотворение? — осмелев, задает вопрос Лешка. Они подходят к скверу, у входа матовыми ландышами горят фонари. Игорь Сергеевич приостанавливается. Тень от дерева ложится на его лицо.

«Несбывшееся — воплотить!» — шепчет Лешка и доверчиво, как близкому человеку, признается:

— Я в десятом классе мечтала… выпрямить ось Земли, чтобы везде всегда была весна!

Он смотрит на нее как-то чудно, ей видны его косоватого разреза глаза. Лешке становится неловко и от этого взгляда и оттого, что разболталась, как девчонка.

— Ну, мне на десятку! — скороговоркой бросает она. — Спокойной ночи! — И вприпрыжку бежит к трамваю.

Когда Лешка вошла в свою комнату в общежитии, все ее подруги были уже в сборе. Саша Захарова, сидя на кровати и подоткнув под себя одеяло, перелистывала книгу «Техника экспериментальных работ». Нелли Прозоровская перед зеркалом мазала лицо кремом.

Четвертая обитательница комнаты — Зоя Стебелькова, студентка последнего курса исторического факультета, по своему обыкновению, методично вышагивая от гардероба к окну и обратно, говорила:

— Мне что в Кубе нравится? Молодость! Фиделю — тридцать четыре года, министру просвещения — двадцать три, начальнику народного ополчения — девятнадцать.

У Зои безупречно правильные черты лица, изумительный цвет кожи, светлые длинные косы толсты и пушисты. Зоя рассудительна и немного… старообразна. На шляпе она носит вуалетку, шерстяная кофта ее длиннее, чем надо. Ее очень ясно представляешь учительницей в классе. И почему-то с платком на плечах.

«Интересно, а получилась бы учительница из меня? — думает Лешка. — Я люблю детей, лажу с ними… Это так привлекательно: день за днем растить человека… Но у меня все же не хватило бы выдержки, терпения».

Лешка увидела на столе письмо от Виктора — наверное, Саша из университета принесла, — и сердце у нее тревожно и радостно екнуло. Что он написал? Но сейчас при всех ей не хотелось читать. Она спрятала письмо под подушку.

Нелли, продолжая наносить на лицо крем, вдруг прыснула от смеха.

— Девахи! — весело блеснула она серыми, широко расставленными глазами. — Мой художник спрашивает: «Ты знаешь, кто такой студент по данным студенческой энциклопедии? Разновидность ящерицы! Потеряв один хвост, тут же обретает новый».