Борис Изюмский - Девять лет

Нет, настоящий художник ищет не снисхождения, а ответственности. Если что ему и дозволено больше, чем другим, так это бесконечный поиск. И не в смене увлечений источник вдохновения, а в способности быть верным глубокому, сильному чувству. Тогда появится глубина и в том, что ты делаешь.

Чтобы понять это, ему пришлось потерять Веру, а самому пройти через Дантов ад. Не слишком ли дорогая цена?

Сколько в искусстве красоты и как нелегко прибавить хотя бы каплю в ее океан.

До чего же был он глуп и самоуверен, рассуждая о шедеврах, которые необязательно понимать людям. Как луна, светил отраженным светом чужих мыслей. Да ведь художник по самой своей природе не должен быть эгоистичным, потому что картины его уходят людям, а весь смысл его труда в том, чтобы делать людей добрее, лучше, приносить им радость!..

Чувствует ли он в себе силы для этого? Кажется, да… Все определят время и труд. Сейчас только первые подступы к главному. Даже не озарения, а едва брезжущие просветы, намек на мудрую углубленность… Нет, об этом даже смешно говорить.

Месяца два назад в их городе появилась передвижная выставка художников области.

Кто-то в клубе рассказал приехавшему с выставкой известному художнику Сытникову об Иржанове, и Сытников неожиданно появился в комнатушке Анатолия.

Тот увлеченно работал над картиной и был удивлен появлением пожилого человека с добрыми глазами, огромным высоким лбом и волосами, подстриженными так, что их прямые пряди почти закрывали уши.

На госте — коричневая вельветовая куртка с прорезными карманами, светлые брюки, остроносые ботинки на высоком каблуке. И это старомодное одеяние и внешность, будто со страниц диккенсовского романа, тоже удивили Анатолия.

Пришелец на мгновение застыл перед картиной Иржанова, потом радость вспыхнула в его карих глазах.

— Это хорошо!

Он представился и, продолжая рассматривать картину, то отступая от нее, то приближаясь, сказал:

— Понимаете: по-настоящему хорошо!

Анатолию совестно было выслушивать подобные похвалы. Сам-то он понимал, что может, что должен сделать все гораздо лучше.

«Вероятно, гость из вежливости так расхваливает, — самолюбиво думал Анатолий. — Из педагогических соображений. Поощряет рабочего-самоучку».

— Слушайте, — повернулся к нему Сытников. — Мы возьмем вашу картину на выставку. А?

Анатолий усомнился: выступать рядом с профессионалами… И потом — картина не завершена…

Художник, видя замешательство Иржанова, объяснил его по-своему:

— Вы не бойтесь. Картина не пропадет. Я возьму ее под свою ответственность.

— Но я еще не закончил, — извиняющимся тоном сказал Иржанов.

— Сколько вам надо времени?

— Месяца три…

— Хватит и двух. Дайте слово, что привезете картину. Я вас познакомлю с товарищами. Заодно посоветуемся о том, как вам подучиться.

— Хорошо… Привезу… — в конце концов выдавил из себя Иржанов.

Художник на листке бумаги написал Анатолию свой адрес, телефон и с видом первооткрывателя засеменил к двери, постукивая высокими каблуками, оставив Иржанова в смятении. Полно, да так ли это стояще?..

Впорхнула Иришка, размахивая портфелем, стянула с запястья матерчатую петлю от мешочка для сменной обуви. На пальце зеленым карандашом нарисовано кольцо.

— Пап, Зоя Семенна сказала, что я немножечко внимательней стала… — Ей почему-то приятно было сообщить отцу первому школьные новости. — По физкультуре — тройка…

— Почему?

— Думаешь, легко? Я ж, смотри, какая толстая. — Она развела руки.

— Вовсе не толстая. Сотри то, что намалевала на пальце.

— Сейчас. Девочки говорят: надо крутить хала-пуп. Это не представит вред?

…Иришка рассказывала о домашних делах: бабушка все болеет, мама плачет и ходит на могилу, а паршивый мальчишка Ванька разбил тарелку, и на него даже не накричали. Вот если бы она разбила — поднялся б шум на весь день.

— Но ты взрослая, — возразил отец.

— Конечно, — вздохнула с сожалением Иришка. — Я у мамы спросила: можно мне с папой сегодня в кино пойти на «Доктора Айболита»? Она сказала: «Можно». А бабушка начала придумывать: «Уроки не успеет приготовить». Но ведь мама играет главный авторитет.

Покосилась на отца: как он? Оценил ее ученость?

— Ты напрасно так о бабушке говоришь, — не одобрил отец. — В кино Ваню возьмем. Зайдем за ним в садик. Предупреди бабушку.

— Вот он обрадуется! Так я побегу!

Часом позже они втроем шли в кино.

— Пап, а что это за картина «Донки ход»?

Он не сразу понял.

— «Дон-Кихот»… Это мы как-нибудь посмотрим.

В фойе к Иржанову подошла молодая женщина, сверкнув ослепительно яркой улыбкой, спросила:

— Не узнаешь?

На переносице, немного выше густых бровей, влеплена коричневая родинка. О-о-о! «Афродита, выходящая из воды».

— Анжела!

Он ни разу не видел ее с тех давних пор. Анжела держала за руку худенького, бледного мальчика лет пяти.

— Мой сын.

Было странно, что у пышущей здоровьем женщины такой заморыш и одет так небрежно.

— А это Аркушиной? Доверяет? — на щеках Анжелы заиграли ямочки.

Она сразу стала ему неприятна.

— Как видишь.

— Слышала, ты один живешь…

— Да…

Анжела прищурила глаза. Широкая темная полоса, умело проведенная вдоль ресниц верхнего века, делала разрез глаз необычным.

— От этого, как я понимаю, не умирают! — сказала она.

Иришка ревниво потянула Иржанова за руку:

— Пойдем, пап…

Раздался звонок, предупреждающий о начале сеанса.

После его окончания Анатолий поскорее пробрался с детьми к выходу, чтобы выйти раньше Анжелы.

Трудно было предположить тот заряд враждебной энергии, какой обнаружила Таня, услышав от Алексея его признание.

«Что ему еще надо? — возмущенно думала она. — Всегда обстиран, отутюжен, накормлен… Сколько лет была неплохой, а теперь, видите ли, не подхожу. Нет, шалишь! Закон есть закон, и ты еще посмотришь, на что я способна».

Особенно подстегнул Таню к решительным действиям рассказ сына. Придя из школы, он угрюмо сообщил ей, что одноклассник Петька Бурцев спросил у него сегодня:

— Отец бросил вас?

Володя ответил:

— Нет.

Петька пожал плечами.

— Все говорят…

И это была правда. Кто-то видел Юрасову и Куприянова у плотины, кто-то приметил, что он получает письма до востребования. Разве этого недостаточно для далеко идущих предположений? И как не сказать о них по-соседски?

Тогда Таня решила учредить розыск. Начала она с того, что все перерыла в ящике стола Алексея и обнаружила тетрадь со стихами. Первые же строки привели ее в ярость.