Пьер Гамарра - Капитан Весна

Сиприен сжал кулак и стукнул им по столу.

— Тысяча чертей! — воскликнул он. — Нельзя допускать такие вещи! Этот негодяй наживается на чужом не счастье. Я подозреваю его уже давно. Но старый скряга себе на уме. Он обделывает свои делишки втихомолку. Разве мне пришло бы в голову требовать вознаграждения за подобную услугу?

Теперь мне стала понятна причина таинственных исчезновений и появлений папаши Фога. Он был проводником, помогал беженцам переходить через горы. Куда он их отводил? Этого никто не знал, а сам он, видимо, нисколько не интересовался их дальнейшей судьбой, после того как покидал на испанских склонах Пиренеев. Ему важно было одно — получить деньги, побольше денег.

В эту минуту послышались шаги. Бертран первый обратил на них внимание. Потом протяжно залаяла собака. Мы вышли из дому. Среди ночного мрака мы не заметили ничего подозрительного. Калитка была закрыта. Но через нашу ограду без труда можно было и перелезть. А собака не переставала рычать, повернув морду в сторону гор.

Мне вспоминаются зимние вечера, когда вокруг нас глухо гремела война и было столько горя. Они кажутся мне удивительно близкими и в то же время далекими. Близкими потому, что сохранили мне облик людей и событий. Я отчетливо представляю себе доброе бледное лицо господина Пьера, его ясные глаза, которые внимательно смотрели то на нас, то на огонь.

Я снова вижу на выбеленных стенах комнаты деревья, изображенные нашим старым другом Бенжаменом, деревья, переливающиеся разными оттенками и такие живые, что кажется, будто видишь, как дрожит листва.

Я слышу лукавые нотки в голосе тети Марии, распевающей лангедокские песни. И вдруг все окутывается густым туманом. Прошли годы. О многих людях того времени я ничего не знаю. Что сталось с господином Пьером? Как-то ранним утром он внезапно покинул нас. Мы проводили его на люшонский автобус, тот самый перегруженный и тряский автобус, который за несколько недель до этого увез нашего друга Бенжамена. Автобус тронулся и, удаляясь, становился все меньше и меньше, петляя по горной дороге. А мы вернулись в Вирван. Перед нами, сквозь снег и мглу, маячили причудливые очертания Пиренеев.

Время шло. Месяц сменялся месяцем, и когда я хочу восстановить их в памяти один за другим, то могу сделать это почти мгновенно, как школьник, перечисляющий исторические даты. В июне 1941 года гитлеровские полчища внезапно напали на Советский Союз. В декабре японские самолеты разгромили американский флот в Пирл-Харборе, на Гавайских островах. Война охватывала весь мир. Вечером, устроившись под лампой, дядя Сиприен развертывал большую карту Европы, которую раздобыл в Люшоне, и мы следили по ней за передвижением армий. От Болгарии до Норвегии и от Бретани до Сталинграда — везде хозяйничали нацистские войска.

Вести, доходившие до нас из Франции, были неутешительны. Повсюду царили голод и нищета. Немцы отбирали скот, зерно и картофель. В каждой деревне приказывали сдавать старые предметы из меди и свинца.

— Я и пальцем не пошевельну, — во всеуслышание заявлял дядя Сиприен. — Они отбирают у нас все до последней рубахи, до последнего гвоздя в наших сабо. Ах бандиты! Ах грабители!

Моя мать и тетя Мария пытались его утихомирить, просили, чтоб он держал язык за зубами. Нужно быть осторожным. Повсюду только и говорили, что об арестах и казнях. А еще рассказывали о движении Сопротивления. Говорили намеками, осторожно, опасаясь, пожалуй, больше болтунов, чем явных врагов. Большинство честных людей в наших краях придерживались одного мнения: с этим нельзя мириться.

Я снова вспоминаю господина Дорена, учителя из Кастера, который одновременно был и секретарем мэрии в своей и нашей деревне. Вот он склонился над сводками об урожае, которые ему принесли крестьяне. Глаза его хитро блестят за очками.

— Эх, вы, — говорит он, — что вы этим хотите доказать? А вы уверены, что собрали столько зерна? Я вот сомневаюсь. По-моему, урожай был неважный. — Потом, нахмурив брови, насмешливо продолжает: — Сколько коров, говорите вы? А свиней? Да вы хорошенько посчитали? Видно, вы хотите, чтобы их у вас непременно отняли? Уменьшите, пожалуйста, цифры, прошу вас!

Наши крестьяне скоро сообразили, чего хочет от них учитель… На него можно было положиться, он сумеет одурачить захватчиков. В качестве секретаря мэрии господин Дорен свободно разъезжал с места на место, бывал в Люшоне и бродил по горам. Я скоро понял, что его деятельность не ограничивалась преподаванием в школе и подписыванием бумажек, которыми власти заваливали в те годы мэрию.

Однажды вечером, вскоре после отъезда господина Пьера, учитель зашел к нам в дом.

Дело шло к ночи. Мы работали в хлеву, когда вдруг услышали веселый голос господина Дорена — он здоровался с моей матерью и тетей Марией. Послышался привычный стук сабо: гость сбивал у порога снег.

— Ах это вы, господин Дорен?! Очень рад вас видеть, — приветствовал его дядя Сиприен. — Я как раз хотел с вами поговорить… — Дядя Сиприен понизил голос. — Мне хотелось посоветоваться с вами насчет папаши Фога.

— Слушаю вас, — нахмурился учитель.

Дядя Сиприен в нескольких словах рассказал о том, что узнал от господина Пьера: папаша Фога занимался тем, что за большое вознаграждение проводил беженцев через границу.

— Это мне не по душе, — сказал господин Дорен. — Я и так подозревал его, но старый скряга очень осторожен… Все это очень неприятно. Такому человеку нельзя доверять… Он всегда готов услужить тому, кто больше заплатит…

— Я-то скажу ему несколько теплых слов! — воскликнул дядя Сиприен.

— Не надо, Сиприен, ничего ему не говорите, — попросил учитель. — Предоставьте это мне. Я берусь поговорить с ним, а при случае и припугнуть. — И учитель прищелкнул языком. А это означало, что он озабочен. — То, что вы сообщили, крайне неприятно, — повторил он. — Прямо сказать — возмутительно.

— Да, возмутительно, — повторил за ним дядя Сиприен.

Мы сидели у огня. Бертран вырезал ложку из самшита. Я держал в руках книгу и, не читая, прислушивался к разговору взрослых. Мать вязала. Тетя Мария лущила сухую фасоль.

Вдруг господин Дорен поднял голову.

— Мне кажется, — сказал он, — мальчики достаточно разумны и поймут, что готовится. Пусть они знают. А вы как считаете, Сиприен? По-моему, стоит им все рассказать.

Сиприен одобрительно кивнул.

— Все должны быть в курсе дела, — сказал учитель. — Может случиться, что вскоре нужно будет кое-кого приютить.

— Беженцев? — спросила мать.