Пьер Гамарра - Капитан Весна

Доехал хорошо. Шлю наилучшие пожелания. Подробности письмом. Бенжамен .

Однажды утром в четверг нас навестил учитель, господин Дорен. Был конец ноября. Снег еще не выпал, но небо хмурилось.

Мы завтракали, сидя у огня. Я только что отвел наших четырех коров на водопой, а дядя Сиприен и Бертран тем временем убирали хлев.

Теперь я был настоящим горцем-крестьянином: умел обращаться со скотом, ловко распутывал цепи, брал хворостину и кричал, стараясь подражать местному выговору: «Пошли, Белянка! Пошли, Рыжуха!»

Коровы тяжело поднимались на ноги и шли к выходу. Собакам не нужно было направлять их на дорогу. Они и сами ее знали — шли по единственной в деревне улице к площади, где был водопой: горная вода текла по желобу из выдолбленного ствола. Жадные морды коров, окутанные дымкой пара, тянулись к свежей воде. Животные пили большими глотками, иногда на мгновение останавливаясь, поглядывая на меня уголком глаза. Потом я снова начинал размахивать хворостиной, тихо приговаривая: «Пойдемте, красавицы, домой!» Впрочем, коровы и не нуждались в моем напоминании. Напившись вволю, они спокойно возвращались в стойло.

Иногда за хворостину брался Бертран, а я, сунув ноги в сабо, катал тачки с навозом. Эту работу мы должны были делать по четвергам [4] Во Франции в школах нет занятий по воскресеньям и четвергам. , а в остальные дни еще заботились о топливе. У очага всегда должны были лежать вязанки хвороста и хорошие дубовые или буковые дрова. Выполнив обязанности по дому, мы наскоро перекусывали.

В это утро, как я уже сказал, нас навестил господин Дорен. Когда-то он учительствовал в Вирване и сохранил самые дружеские отношения с семейством Валетт. То ли ему захотелось совершить прогулку — он очень любил здешние горы, — то ли понадобилось что-нибудь из провизии, чего нельзя было достать в Кастера, так или иначе, он постучался в дверь дяди Сиприена.

— А, это господин Дорен! — воскликнул дядя. — Не ожидал вас сегодня увидеть. Погода-то не ахти какая. Да входите же, входите! Разрешите ваш плащ! Вы уже завтракали? Как поживают ваши домашние? Довольны ли вы моими мальчиками?

Трудно было ответить сразу на все эти вопросы. Господин Дорен попробовал заикнуться, что он уже ел, но на это не обратили внимания, и все сразу засуетились. Тетя Мария разбивала яйца для омлета, моя мать резала ветчину, а Бертран побежал за вином.

Учитель сначала рассказал о своих близких, потом заговорил о наших занятиях. Жаловаться на нас ему не приходилось. Бертран, по его словам, решил серьезно взяться за правописание. Что же касается парижанина — тут я невольно слегка покраснел, — то он неплохо защищает честь столицы.

Затем господин Дорен перешел к цели свого визита.

— Я пришел купить у вас немного бука. Я знаю, что у вас есть сухие дрова. Мне потребуется один или два кубометра…

— Сейчас об этом поговорим, — сказал дядя Сиприен. — Но сначала садитесь. Дела лучше решать за накрытым столом.

С дровами быстро уладили. У дяди Сиприена они не переводились. Затем поговорили о последних событиях, о погоде, о некоторых вирванских семьях. Учитель справился о моем отце. Часто ли мы получаем от него письма? Доходят ли до него наши посылки? Сейчас как будто с этим стало полегче.

Мне показалось, что учитель что-то хочет сказать, но не решается в нашем присутствии. Он все посматривал на свои часы, а потом поднялся и предложил дяде Сиприену заглянуть с ним в дровяной сарай. Я понял, что это только предлог. Господин Дорен хотел поговорить с дядей с глазу на глаз. Сиприен Валетт повернулся к нам:

— Мальчики, не пора ли вам взяться за уроки? Покажите господину Дорену, что вы прилежные ученики. А после полудня нам нужно будет поработать в саду…

Дядя Сиприен и учитель скрылись за дверью. Мы сели за свои книги. В окно, сквозь туман, виднелся наш двор. Моя мать взяла свое вязанье. Тетя Мария пошла в амбар собрать несколько свежих яиц в подарок господину Дорену. Было очень тихо. Слышно было лишь бульканье супа на огне, шелест переворачиваемых страниц да прилежный скрип перьев. Подняв голову от тетради, я увидел, как учитель и дядя Сиприен вышли из дровяного сарая и медленно направились к дому, покуривая трубки. О чем они говорили?

По выражению их лиц и некоторым жестам учителя я понял, что дело шло о чем-то очень серьезном. Они ненадолго задержались у калитки, продолжая свой разговор. Затем дядя Сиприен прислушался, поздоровался с каким-то прохожим, повернулся и, взяв учителя за руку, отвел от калитки. Когда они подошли к кухне, я услышал зычный голос дяди Сиприена:

— Договорились, господин Дорен, договорились! Самое важное — это…

Остального я не уловил. Что было «самое важное», о чем с таким серьезным видом говорил дядя Сиприен, и какие замыслы они собирались осуществить?

Об этом я узнал лишь позднее.

Мне запомнилось то утро и по другой причине. Господин Дорен только что ушел. Было около полудня, когда перед окном промелькнула женская фигура. В дверь осторожно постучали. Это была жена Фредо. Неужели человек с обезьянкой вернулся в нашу деревню, а мы об этом ничего не знали?

Из рассказа госпожи Беллини выяснилось, что она приехала с дочерью утренним поездом, а муж ее вернется только через несколько недель. Он гастролирует где-то в районе Безье.

Госпожа Беллини была худенькая, миниатюрная брюнетка. Она нисколько не походила на своего верзилу мужа. У нее были маленькие ручки и ножки, очень миловидное лицо, темные глаза и длинные черные волосы. Ее можно было принять за девочку. Пришла она к нам одна, а дочку оставила у Ригалей. Та немного кашляла и устала с дороги. Позже, когда мы их видели рядом, то издали трудно было отличить мать от дочери. Девочке шел десятый год. Для своего возраста она была, пожалуй, даже слишком высокой, а лицом удивительно походила на мать: такая же нежная кожа, огромные темные глаза, те же иссиня-черные волосы.

Правда, если внимательно вглядеться, было видно, что мать уже не так молода. В черных как смоль прядях пробивалась седина. Тонкие, похожие на скобки морщины окружали ее красиво очерченный рот.

Когда она вошла в кухню, мы с Бертраном еще сидели за уроками. На столе были разложены книги и тетради. Дядя Сиприен работал в хлеве, а наши матери хлопотали наверху.

Госпожа Беллини с нескрываемым восхищением поглядела на разложенные груды книг и бумаг. Но к ней уже спускалась тетя Мария. Она заметила гостью, когда та проходила по двору.

— Входите, дорогая, входите! Вы, наверное, совсем продрогли. Как хорошо, что вы возвратились!