Томас О'Крихинь - Островитянин

— Живи до ста лет, добрая женщина, — был мой ответ.

Я назвал ее «добрая женщина» совсем не по причине ее достоинств, поскольку знал еще до этого и задолго до того, что хвалить ее особенно не за что, — а потому как этого требовала вежливость. Она спрашивала меня, как там то и это, и все время украдкой посматривала, когда же я опущу руку в карман и попрошу то, за чем я сюда пришел. Глаза ее блестели, и она переводила взгляд то на товары в лавке, то на меня.

Мне были нужны подтяжки, потому что мои штаны держались на веревке, которую я завязывал вокруг пояса. Старые мои подтяжки совсем пропащие стали, пока я возился со свиньями, — начиная с первого дня, как мы приехали за ними на остров, и до сей поры.

Ну вот, и пока мы разговаривали, вошла еще одна женщина. Мы с ней поздоровались. Это была женщина городская — представительная, зажиточная; у нее не было ничего общего с той, из магазина, — да и хорошо, что не было.

— Что вас сегодня привело с Запада в наши края? Должно быть, у вас были свиньи на продажу?

— Да, были, добрая женщина.

— О, завтра обещают хорошую погоду, — сказала она.

— У меня была одна-единственная свинья. Я ее уже продал моему другу, Морису О’Кнохуру, и выручил за нее шесть фунтов.

— О, это, бесспорно, была чудесная свинья, — сказала она. — Я никогда еще не слышала, чтобы за свинью платили столько денег, если только это не свиноматка.

— Я растил ее целый год, так что в ней очень много мяса.

— О, да ты настоящий делец, храни тебя Бог! — сказала худосочная женщина за прилавком и опять быстро забегала взглядом по своим товарам.

— Покажи мне пару подтяжек, — попросил я.

Я остался бы в магазине еще чуть подольше, стараясь назло ей не показывать денег, если бы не Диармад и полпинты виски, которые того и гляди окажутся для меня потеряны. Диармад мог лишить меня виски шутки ради, а я хорошо знал, что в этом-то все и дело, ведь я сам и оставил полпинты у него в руках, когда прощался.

Хозяйка магазина не заставила себя долго ждать и выложила передо мной подтяжки, потому что руки у нее так и чесались что-нибудь продать.

— Эти вот по шиллингу за пару, — сказала она.

Представительная женщина все это время вежливо присматривалась и прислушивалась к нам.

— Это иностранные подтяжки, — сказала хозяйка. — На них очень большой спрос. Они хорошие и дешевые.

Я взял в руки эти подтяжки и оценил, что у них за качество.

— Двенадцать пар таких не удержали бы вчера моих штанов, когда я грузил в телегу большую свинью, — заметил я ей.

— Мать Мария!

— Покажи мне лучшие из тех, что у вас есть. Если вот эти вот иностранные, то и попридержи их, пока иностранцы не придут их покупать.

Посетительница прыснула со смеху, когда увидела, как дерзко я обошелся с хозяйкой, а эта кулема залилась краской. Она вышла и скоро вернулась, принеся подтяжки того же старомодного сорта. Я выбрал пару, протянул ей шиллинг и вышел.

Когда я добрался до Диармада Солнца — тогда его можно было назвать и так, — вокруг него собралась вся Козлиная улица [79] Одна из старейших центральных улиц Дингла. . Одни сидели на табуретках, другие стояли; кто-то только что приехал с нашего Острова со свиньями. Спиртное лилось рекой.

Там была и пожилая женщина с Камня, которая как раз в это время пела песню «Я б ни за что не сказал, кто она» [80] Ирл . Ar Éirinn Ní Neosfainn Cé Hí — песня происходит из Керри и датируется первой половиной XIX века. Отдельные версии этой песни существуют и в графстве Корк. Считается, что ее написал в 1846 году уроженец Трали Гяродь Брятнах. Впервые она вошла в сборники песен в 1847-м. Это песня о запретной любви, вынуждающей влюбленного страдать молча, никому не говоря имени возлюбленной. Толкований сюжета много. Чаще всего герой считается тайно влюбленным в молодую жену своего дяди, иногда — в жену брата. Согласно некоторым толкованиям, герой — священник, полюбивший молодую замужнюю женщину. Хотя традиционно название песни переводится как «И ради Ирландии ее имя не выдам» ( англ. For Ireland I’d Not Tell Her Name), упоминание Ирландии, как правило, означает «весь белый свет», отсюда значения «никому», «ни за что». , и ты бы точно не стал отходить за едой, пока она пела. А дочь ее пела еще лучше матери.

— Колдовская, неземная музыка, — сказал мне кто-то рядом.

В этот вечер каждый нашел себе ночлег, а наутро свиней в городе уже было в изобилии, как и людей из деревень. Один день попоек и братания в большом городе следовал за другим, всякой компании находилась другая компания. У каждой семьи здесь имелись родные и знакомые, и все готовы были потратить друг на друга пару шиллингов.

Мы пошли к тому, кто покупал у нас свиней, и там сидели. В нашем обществе были обе женщины с острова. Вокруг нас собиралось множество деревенских. Некоторые приходились нам родственниками, а некоторые вообще никем не приходились.

Многие из них замечали Диармада Бесшабашного, и знали, что с ним можно повеселиться — ну они и веселились. Пошла выпивка. Пожилая женщина с острова принесла первые полпинты и полгаллона темного пива в придачу, потому что там как раз оказались люди с лодки, которые перевозили ее свиней, и ей хотелось, чтобы им досталось выпивки сколько влезет, уж такая она была сердечная женщина. Диармад Затейник пожал ей руку и приблизился ко мне, чтобы пожать и мою.

— Спой мне песню, чтобы поднять настроение, — сказал он, — после такой трудной недели.

Я и не думал ему отказывать, потому что иначе он бы мне устроил представление.

Песня, которую я спел, была «Холм черноволосой» [81] Ирл . Réidh Chnoc Mná Duibhe — народная песня XIX века, впервые вошла в сборники в 1861 году. Поэт встречает красавицу, которая оказывается родом из волшебного холма или похищенной воинством сидов, жителей волшебных холмов. Красавица никогда не достанется ему в жены, и герой тоскует о потерянной любви. , и мне пришлось петь ее до самого конца. Пусть там были два певца лучше меня, зато были и трое, кто пел хуже. Старшая женщина спела еще одну песню, и у нее получилось отменно. Ее дочь спела «Голая еловая доска» [82] Ирл . An Clár Bog Déil — народная песня XIX века, происходит из Мунстера, самый ранний сборник, в который она включена, датирован 1909 годом. Влюбленный герой готов к любым лишениям и испытаниям ради своей любви. — и тоже получилось замечательно. Пили крепко и много, до тех пор пока всяк не нагрузился под завязку. Дом битком набился народом, и снаружи людей было тоже полно.

Вскоре я увидал дюжего мужчину, который прокладывал себе путь сквозь толпу:

— Прошу прощения, мужики, — сказал он, протискиваясь прямиком ко мне. Он принялся горячо трясти мою руку. — Черт, я уже чуть было домой не ушел, а от тебя еще ни единой песни не слыхал! — воскликну он, ударив по столу, и закричал: