Томас О'Крихинь - Островитянин

— Подумайте, что привело нас сюда. Есть ли кто-нибудь, кто зайдет в пещеру добровольно?

Мой дядя отозвался:

— Я зайду, — сказал он. — Если кто-нибудь еще пойдет со мной.

Ему ответил еще один человек в лодке:

— Я пойду с тобой.

Этому человеку был очень нужен кусок тюленьего мяса, потому что он и его семья голодали чуть ли не всю жизнь. У него было много родни, но никто из них ему не помогал.

И вот эти двое собрались. У входа в пещеру имелся небольшой каменный выступ, который вода покрывала и сверху, и снизу. Двоим нужно было пройти по этому выступу так, чтобы помочь двум другим зайти внутрь. Один из них хорошо умел плавать, но то был не мой дядя. Первым пошел пловец, держа в зубах конец веревки. Подмышкой у него была смертоносная дубинка, свеча и спички в кепке, а кепка — на голове. В том, чтобы входить в пещеру без света, не было ничего хорошего, раз уж он собрался пролезть далеко. За ним последовал мой дядя. На теле у него была закреплена другая веревка; одной рукой он держался за веревку пловца. Один конец веревки завязали внутри пещеры, а другой — на выступе, чтоб всегда была наготове.

Я и второй молодой парень с лодки стояли снаружи на выступе, чтобы принимать тюленей от тех двоих, что внутри. Те, в пещере, зажгли свет и, зайдя поглубже, обнаружили лежбище тюленей — больших и маленьких, самцов и самок. Самок называли коровами, а самцов — быками. Бывают среди них и такие, которых невозможно поймать ни так ни сяк. Подобное часто случалось.

Двое внутри приготовились совершить геройский поступок. У обоих имелось по деревянной дубинке. Ими они с шумом изо всех сил били по голове всякого тюленя. Так необходимо было делать, потому что если тюлень молчал, он мог легко ускользнуть. На камне горела свеча, и на каждом из мужчин оставалась фланелевая рубашка, в которой он плыл по морю.

Ну вот. Когда они закончили это побоище и всех тюленей прикончили, перед ними встало еще одно препятствие: многие тюлени были очень тяжелые, сама пещера — очень тесная; большие валуны отделяли их от воды, а проход — очень узкий и длинный. Но нет предела человеческим возможностям, когда того требует необходимость, и двое доказали это, вытаскивая тюленьи туши из такого неудобного места. Они выпихнули восемь тюленей, всех до единого, к воде, и когда закончили, приливная волна залила пещеру, и нам двоим на выступе пришлось изо всех сил вцепиться в стену. Сначала, как только наступило затишье, мужик изнутри рявкнул, чтоб тащили веревку наружу. Мы думали, что к веревке привязан один из них, но не тут-то было: к ней были привязаны четыре больших тюленя.

Пришлось протягивать конец веревки к лодке и обратно в пещеру. Этот конец следовало привязать к веревке с тюленями, которая до сих пор вела внутрь, и тот парень, что был со мной на выступе, громко крикнул им побыстрее принимать веревку, с чем они вмиг управились. Не теряя времени, человек внутри закричал, чтоб вытягивали веревку обратно. А волна все это время бушевала. Когда мы потянули веревку к себе, показались четыре других тюленя, а мы-то думали, что на том конце будет кто-то из двоих охотников. Мы должны были еще раз проделать то же самое: передать конец на лодку, а потом обратно в пещеру. Так все и получилось. Потом предупредили тех брать веревку и не мешкать. Нам приходилось часто покидать уступ, потому что пещеру заливало все больше.

И вот сперва с веревкой выбрался пловец, оставив другого в пещере держать ее. Выход из пещеры занял у пловца порядочно времени, он никак не мог дотянуться до уступа из-за сильной волны; в конце концов добрался туда, и фланелевая рубашка на нем была изодрана в клочья. Мой бедный дядя, который не умел плавать, отправился с последней веревкой. Когда он потянулся к уступу, веревка лопнула. Я спрыгнул с уступа прямо в пещеру, поймал конец оборванной веревки и вытащил своего дядю наружу живым и невредимым. Да, умел я плавать в то время!

Наша большая лодка осела по самый планширь: четыре самки, два самца и два молодых тюленя. Каждому в лодке причиталась доля тюленьего мяса, по полной бочке на человека. Во времена, когда это случилось, бочка тюленины была не хуже бочки свинины.

Тюленья шкура ушла за восемь фунтов, то есть по фунту за штуку. Сейчас люди воротят морду от тюленьего мяса, а ведь некогда тюлений жир вытапливали на масло для освещения, потому что в них такого масла сколько угодно. Мало того, подари ты тюленью шкуру благородному человеку, он такое подношение принял бы с крайней неохотой. Много времени прошло с тех пор, как кто бы то ни было вообще употреблял в пищу тюленя, разве что бросал его собакам. А в той жизни для нас тюлени были хорошим подспорьем, чтобы прожить — и шкуры их, и мясо. За тюленью шкуру в те годы можно было получить пакет муки, а если у тебя в доме было тюленье мясо, ты мог бы легко обменять его по весу на свинину где угодно.

Никто не знает, какая еда для него хороша. Люди, которые употребляли всякую такую пищу, были вдвое здоровее тех, кто живет теперь. Деревенские бедняки говорили, что если бы у них была такая еда, как у жителей Дангян-И-Хуше, жизнь у них была бы как у птиц небесных. А дело-то в том, что те, у кого еда была хорошая, уже давно в могиле, а вот те, кто голодал, все еще живы и здравствуют.

Семья Дали с острова Иниш-Вик-Ивлин. — Девушка, с которой мы подначивали друг друга. — Мы везем свиней на ярмарку. — Иностранные подтяжки. — Песни и выпивка в большом городе. «Колдовская, неземная музыка». — «Это лучший день в нашей жизни». — Два дня и две ночи на Камне. — Я прощаюсь с самыми веселыми деньками в своей жизни.

Один год — кажется, примерно 1878-й — выдался особенно богатым на картошку, рыбу и топливо. В такой год бедному человеку бывает легче завершить какую-нибудь важную работу. Обычно в подобный год обсуждают много интересных новостей. Под Рождество того года в каждом доме на Острове забили по жирной овце. Также в изобилии было кроликов и мяса из города.

Не думаю, что где-нибудь еще в сельской местности было в то время столько мяса, сколько на Острове. Кроме того, водились и бутылки виски: какие-то из них — подарки, а какие-то куплены. Я помню времена, когда на Острове стояла всего одна печь для готовки, которую топили семь дней в неделю, не позволяя огню погаснуть.

У островитян бытовал обычай в рождественский вечер ходить из дома в дом, пока не кончалась выпивка. Под конец вечера всяк был готов отправляться на мессу, если только в состоянии спустить лодку на воду. Часто им приходилось бороться с волнами и штормом, но Бог всегда их уберегал. Ни одна бутылка в Дун-Хыне не опустошалась без того, чтобы островитяне об этом не знали или даже не участвовали. По дороге домой многие из них бывали и в легком подпитии, и даже крепко пьяные. Думаю, сейчас люди не такие стойкие, как тогда.