Томас О'Крихинь - Островитянин

Вот как тает понемногу человеческая жизнь, и большая часть ее проходит без малейшей пользы. Я провел целую неделю, совсем не нарезав торфа, хотя с самого начала решил этим заняться; но, по крайней мере, наловил изрядно рыбы.

Старая ведьма прожила после этого еще несколько дней. А потому появилась другая работа: поехать в город и привезти оттуда все необходимое — для поминок. Обычно члены семьи зовут священника и сами все нужное для поминок привозят. Но с той поры ничто не обходилось без моего участия, потому что сын ее все время торчал у нас в дверях и просил помощи. Ему это было несложно, двери-то наши были рядом, и разделяло их лишь несколько ярдов, а я, разумеется, не отказывал ему ни в чем. Таков был конец седой женщины из дома напротив, и могу заверить: пока она была жива, я никогда не чувствовал себя бедняком, а если и чувствовал, то уж точно не из-за нее.

Мы отправились в путь в большой лодке с неводом, нас было восемь человек, четыре весла — по двое на каждое из трех весел, один человек еще на одном весле, и один на руле. Мы приплыли в Дун-Хын, взяли там лошадь и отправились в дорогу. Трое в повозке — двое с Острова, хозяин лошади, а с ними еще женщина: есть такой старый обычай, чтобы на каждых поминках была женщина. Всю дорогу я не разговаривал — из уважения к сыну покойной — и думал, что лошадь никогда не доберется куда нам надо, но нет, дотянула.

По ведьме справили хорошие поминки — не хуже любых других. Каждому полагалось по пинте темного пива и по рюмке спиртного. День, когда ее хоронили, выдался очень погожим, но их семейное место упокоения было довольно далеко отсюда, у церкви в Фюнтра. В этом приходе имелась таверна, и в обычае у тех, кто хоронил, было выпить за упокой души. Большинство из нас в тот день отправились туда тоже. Те, кто не пошел, собрались домой. Когда мы вернулись, было уже довольно поздно. Прочие остались в Приходе до следующего дня и воротились домой около полудня.

В общем, все, что следовало, мы сделали, но, как говорится, мертвый живого не кормит, и всем нам приходилось решать, чем необходимо заняться срочно. Приближалось время резать торф, а потому всякий, как только был готов, отправлялся в холмы. Моя собственная лопата из болота не вылезала вообще. Мне все равно было, что происходит вокруг, лишь бы нарезать торфа, пока сухая погода не наступила. Вот я и не успокаивался, если черенок лопаты в кулаке не сжимал.

Мне прекрасно работалось бо́льшую часть дня, и я переделал уже изрядно, когда мимо меня прошли молодые женщины с Острова, гнавшие домой коров.

Подойдя ко мне, одна из них взялась дергать меня за ухо, вторая — вырывать лопату из рук, а две другие ждали случая опрокинуть меня спиной в болото, чтобы надо мной посмеяться. Если одна не собиралась надо мной потешаться, так другая уж наверняка замышляла. Да и пусть бы — я понимал, что в этот день уже нарезал сколько надо торфа, когда увидал копну волос первой из тех девиц. Как и большинство молодых женщин в те времена, они были порядком диковаты в обхождении. Я немного встревожился из-за них, и они уж точно заставили меня прекратить работу. Ничего удивительного: шесть молодых девок, готовых показать себя, пышущих жаром и силой, что бы они ни ели и ни пили. Но ведь печь хорошо, когда мука есть, вот и с ними было так же. Дородные, крепкие, здоровые и ловкие, как рыба в море, которой все равно, что там на обед, — вот и этим было все равно. Хотя они меня порядком подзадержали, я ничуть не разозлился и не обиделся. Правда. Было бы даже странно, если б оно было иначе. Их захватила страсть молодости, и, разумеется, я тоже был вправе ее ощутить. Уж точно много было молодых людей вроде меня, которые предпочли бы резвиться с такими девицами, чем собрать весь торф в горах. Больше всего я опасался, как бы эти шестеро не собрались вместе, чтобы снять с меня штаны, но никому из них не пришло на ум такое сделать.

Через несколько дней после этого, то есть в день, когда я намеревался закончить работу перед Новым годом, мне, представь себе, попалась на пути та же самая стайка молодых женщин. Они гнали домой коров и опять замышляли свои обычные проделки. И, разумеется, обнаружили меня. Побежали ко мне, швыряя в меня чем попало и отпуская самые разные шутки. Раз я уже закончил резать торф, то сказал себе, что проведу остаток дня, веселясь с ними. Среди этих шестерых не было ни одной, кто не пошел бы со мной с удовольствием, если бы я только подмигнул. Но если я кого и примечал в это время, то среди этих ее точно не было. Я решил не упустить ни одной возможности хорошенько потешиться с ними, чем, собственно, и занялся.

В конце концов нарядные женские тряпки истрепались так, что вряд ли уже хоть чего-нибудь стоили, и, как ни устал, я теперь совершенно взбодрился, потому что эти шестеро бросались друг на друга, опрокидывались задом кверху и сразу же вскакивали, и очень часто при этом становились видны такие части их тела, которые солнце никогда еще не освещало прежде.

Долго я помнил тот вечер — и помню его до сих пор. Мудрец сказал: «Женщины — это такая материя, рядом с которой мужчине лучше не находиться». Со мной все было именно так, потому что с тех самых пор они отвлекали меня от любых моих занятий.

Я задумываю новый клохан. — Мой славный щенок потерялся. Отец вынимает его из дыры. — Добыча тюленей. — Дядя Диармад едва не тонет. Я спасаю его.

Я нарезал весь торф, сколько нужно, и был вполне доволен, но с ним предстояло сделать еще многое, когда установилась сухая погода и он высох. Вот я и решил провести еще один день за тем, чтобы соорудить хороший клохан [74] Клохан ( ирл . clochán) — здесь : небольшая круглая каменная постройка сухой кладки с выступающей крышей характерной формы. Особенно распространена на юго-западе Ирландии. Первые клоханы появились в Ирландии, вероятно, в XII веке и ранее. Ирландские крестьяне строили по известному образцу для хозяйственных нужд новые клоханы или иногда использовали старые. , куда мне нужно было всего лишь сбросить торф, как только он просохнет, иначе я задержался бы еще на один день. День стоял сухой, с порывистым резким ветром, вполне подходящий, чтобы всем этим заняться, и, собравшись с силами, я отправился на холм. Дойдя до вершины, я разделся до рубашки, потому что место, где я собирался работать, давало достаточно укрытия. Я начал работать в старой печи для обжига, которую не трогали уже сорок или шестьдесят лет, стал ее расчищать и сооружать из камней новый клохан. Проведя там уже прилично времени, я взял к себе щенка. Я ничего не заметил, покуда он не проскользнул у меня между ног и не кинулся вперед, в дыру под каменной плитой. И так далеко он успел забраться, что мне его совсем уже не было видно.