Екатерина Шереметьева - С грядущим заодно

— Дурак я, голову ломаю: почему такой блескучий красный газетчик успеха у вас не имеет? Ан ларчик-то просто… Зайдете со мной, или нет охотки?

Как лучше? И хочется, и страшно. Знать бы, как лучше?

Напротив у стены в нише банкетка:

— Здесь посижу.

Нектарий открыл обе створки двери. Огромное тело не помешало ей увидеть Шатровского за столом на диване и спину Леши, услышать его неторопливую, твердую речь:

— …не разбрасывать силы, а собирать для защиты магистрали, ваше превосходительство. Столько очагов…

Виктория села на банкетку. Хорошо, что никого и темно. Можно туфли снять. Нет, не догадается и Нектарий, Леша такой спокойный. Непонятно даже… Счастье, что ногам свободно.

Со стороны фойе зацокали каблучки. Кажется, голос генеральши:

— Ради России приходится терпеть в нашей среде эти фияски…

Не заметят в темноте. Куда они?

— Надо отдать должное, Мытнов и этот миллионер-рыбник… Ну, как его… — генеральша на ходу поправляла прическу, — ну, упрятал жену в сумасшедший дом и живет с примадонной, — оба не жалеют денег на армию.

Виктория захлебнулась.

Дамы прошли, хлопнула дверь дамской комнаты.

Сердце вздрогнуло и умерло. Пусть.

…Качалась ее детская кроватка, в темноте нежный запах матери, она тут, у изголовья… Кто-то громко шепчет: «Верность — предрассудок. Отдайтесь порыву, не бойтесь праздника…»

…Война. На креслах, на стульях, на ковре расселись гости. Смеются, считают: «…Четырнадцать, пятнадцать…» На диване рыжий с толстым загривком целует хохочущую мать… «Шестнадцать, семнадцать…»

Папа? Не смею. — Встала. Сквозь чулки холодный пол. — Все в клочьях, не поймать слова, ощущения. Плывут лица… Татьяна Сергеевна?.. Леша! — В груди трепыхнулось, ударило и застучало снова. — Только пустота и унижение навсегда. Не показать никому. — Свет хлынул в глаза. — Где туфли? Скорей…

— Пожалуйте, Виктория Кирилловна, дело-то уж покончено.

Замутило от его голоса. Убила бы его. Только не показать.

Все так же за столом Шатровский. Леша складывает карту. Нектарий — гора, желтоватое, расплывшееся лицо, холодный анатомирующий взгляд. Он непреодолимо опасен, как чудища, воображаемые в детстве.

— Очень, очень ценны ваши сообщения, господин поручик. — Генерал был сосредоточен, серьезен. — Чрезвычайно ценны.

— Так идемте, друзья мои, гости ждут. — Нектарий глянул на нее: — Приглашаю невесту и… — перевел острый взгляд на Лешу, — с разрешения его превосходительства, жениха отужинать с нами.

Этого еще не хватало!

— Нет, ему надо отдохнуть! — «Догадался? Ловушка — увести Лешу в зал, где полно офицеров?» — Хоть немного отдохнуть…

— Благодарю. На рассвете я должен выехать.

— Да-а, — подтвердил Шатровский озабоченно. — С удовольствием разрешил бы остаться на завтрашний день… — Он вежливо осклабился, чуть поклонился Виктории. — Но…

— Ваше превосходительство приняли единственно верное решение. Задержка была бы предательством. И, конечно, Виктория Кирилловна, — Леша вдруг улыбнулся ей, — осудила бы мою слабость.

Нектарий опять быстро глянул на нее и на Лешу.

— Побольше бы таких офицеров нам, ваше превосходительство, получше бы наши дела шли.

Почему он так зло с генералом?.. Виктория застыла, смотрела в темное с белыми мухами окно.

— Да, да. Будьте любезны, Нектарий Нектариевич, приглашайте дорогих гостей к столу и, будьте так любезны, пошлите ко мне адъютанта Озаровского. Поручику нужен приказ.

Ждать, пока Нектарий допыхтит?..

— Я позову капитана! — и выбежала.

Вслед засмеялись одобрительно генерал и Нектарий.

Мчалась не слыша ног, в толпе фойе сразу высмотрела бледное лицо Озаровского. Понял он или подчинился ее волнению, но заспешил вместе с ней. Что-то говорил на ходу, она старалась понимать и отвечать впопад. Нектарий что-то улыбчато сказал, встретясь, — выжала в ответ улыбку. Слава богу, ушел. Генерал не страшен, и Озаровский почему-то симпатичен, хоть и белогвардеец.

В полуоткрытую дверь гостиной донесся негромкий голос Леши — теперь только бы скорей.

Озаровский остановился.

— Вы… вам… Приказ, вероятно, секретный…

— Ну да, я здесь подожду.

Он плотно закрыл дверь, ничего не стало слышно. Села на банкетку, встала. Металась от двери до скамейки вечность, а по часам всего шесть минут.

Озаровский шел с ней рядом, на счастье молчал, и она прислушивалась к разговору генерала с Лешей.

— Они уж по существу в кольце: Крым, Каспий, мы. В Архангельске — Маннергейм, и главное — Питер…

— А как дела под Питером?

— К лету все кончится. Юденич — кадровый вояка. — Потом генерал что-то неодобрительно говорил про Ллойд-Джорджа и Клемансо и несколько раз повторил: — Если б не Черчилл. О, Черчилл — это ум. И организатор.

Перед банкетным залом остановились прощаться. И выплыл из двери Нектарий, сияя добротой и улыбками:

— Доставьте удовольствие: один бокал шампанского за пашу скорую победу, за здоровье и счастье жениха с невестой.

Ловушка. Виктория рванулась к Леше, двумя руками схватилась за его локоть:

— Что вы! Он так устал!

— Правда, ноги не держат.

— Всего пять минут вашего времени надобно мне, слово даю.

Леша усмехнулся.

— Кто может не верить вашему слову, господин Бархатов. Пойдемте, Виктория.

— Как же?.. — «Как ему сказать?» Она крепко сжимала его локоть. «Не понимает».

Леша улыбался, переглядывался с Нектарием (если б он знал!).

— Пять минут могут решить исход боя, а в отдыхе — пустяки.

Они вошли в буфетный зал. Гости усаживались за длинный стол. Сверкали белые скатерти, хрусталь, серебро.

— Господа! — голос Нектария раздался как труба.

Стало тихо. Сколько глаз устремились на Лешу и на нее!

— Господа! Напоминаю, что господин поручик отбывает на фронт. На партизанский фронт. Предлагаю проводить его тостом. Метр, шампанского всем!

Хлопало шампанское, тонко звенели бокалы, неслышно метались лакеи, Нектарий властно и мрачно оглядывал всех. Бокал запрыгал в руке Виктории, Леша взял его и держал, пока слушали тост.

— Поднимаю чару за единую, неделимую, великую Русь. За русское офицерство, преданное родине, долгу, беззаветно борющееся с красной чумой. За представителя лучшего офицерства — господина поручика, за то, чтоб побольше было таких офицеров, а не штабных жеребчиков. — Он сказал это зло, с вызовом, и выкрикнул: — За господина поручика — ура!

Нестройно подхватили «ура», выпили шампанское. Леша отдал пустые бокалы, шагнул вперед и стал смирно:

— Благодарю за оказанную честь и даю клятву до конца выполнить перед родиной свой долг солдата.

Дружно захлопали и дружно прокричали «ура». Генерал подал ему руку:

— Блестящих вам успехов, — притянул к себе, три раза поцеловал и сказал растроганным голосом: — Дорогой… дорогой поручик Турунов.