Исабель Альенде - Игра в «Потрошителя»

— Папа, я жду.

— Чего?

— Не прикидывайся дурачком. Мне нужны все подробности дела о психиатре, — заявила Аманда требовательным тоном, заливая мороженое шоколадом.

— Ричард Эштон. Убит во вторник, десятого числа.

— Ты уверен?

— Конечно уверен. Все записи у меня в столе, Аманда.

— Но ведь точное время смерти определить нельзя, оно колеблется в пределах нескольких часов — так написано в книге о трупах, которую я читала. Тебе тоже надо бы ее прочесть, она называется «Ригидность» или что-то в этом роде.

— Дочка, о каких вещах ты читаешь!

— О худших, чем ты можешь себе вообразить, папа. Психиатр, должно быть, важная шишка, ведь ты себе выбираешь самые лучшие дела, не теряешь времени на какие-то заурядные трупы.

— Если ты в семнадцать лет настолько цинична, лучше не думать, какой ты будешь в тридцать, — заметил инспектор и патетически вздохнул.

— Холодной и расчетливой, как Полячка. Давай рассказывай.

Сдавшись, Боб Мартин повел ее к компьютеру, показал фотографии места преступления и тела, дал прочесть подробное описание одежды жертвы и медицинское свидетельство, которое она уже сфотографировала на телефон во время прошлого визита.

— Жена обнаружила его поутру. Ты бы видела ее, Аманда, просто невероятно, в жизни не встречал такой красивой женщины.

— Айани, фотомодель. Ее показывали в новостях чаще, чем убитого. Ее фотографии повсюду, она с ног до головы одета в траур, как вдовы в старину, смех, да и только, — отметила Аманда.

— Ничего смешного. Может быть, у нее на родине такой обычай.

— Я бы на ее месте радовалась, потеряв такого жуткого мужа и заполучив его деньги. Как тебе показалась Айани? По характеру, я имею в виду.

— Она не только великолепно выглядит, но и крайне сдержанна. В день убийства хранила спокойствие.

— Что это было — спокойствие или облегчение? Где она находилась в то время, когда убили ее мужа? — допытывалась Аманда, памятуя, с каким нетерпением игроки в «Потрошителя» ждут информации.

— Ингрид Данн предполагает, что Эштон, к тому времени как его нашли, был мертв примерно восемь или десять часов, но у нас еще нет окончательных результатов вскрытия. Его жена в это время спала в доме.

— Как удачно…

— Галант, слуга, сказал, что она принимает снотворное и транквилизаторы; думаю, поэтому она и казалась такой невозмутимой на следующий день. Ну и стресс, конечно.

— Ты не можешь быть уверен, что Айани этой ночью приняла снотворное.

— Галант, как всегда, принес ей таблетки вместе с чашкой какао, но не видел, выпила она их или нет, если ты на это намекаешь.

— Она — главная подозреваемая.

— В детективном сериале так оно и было бы. В реальной жизни я руководствуюсь опытом. У меня нюх на такие вещи, поэтому я хороший сыщик. Против Айани нет никаких улик, а интуиция говорит мне…

— Папа, не позволяй, чтобы внешность главной подозреваемой мешала тебе вести расследование. Но ты прав, нужно учитывать и другие возможности. Если бы Айани задумала убить мужа, она бы приготовила более прочное алиби, чем эти снотворные пилюли.

Зайдя вечером в отцовский дом, Индиана просмотрела почту и среди счетов и политической агитации обнаружила глянцевый журнал, распространяющийся по подписке среди весьма привилегированных держателей некоторых кредитных карт: несколько раз она видела такой в приемной у своего дантиста. В доме было тихо, отец этим вечером играл в сквош и пил пиво в немецкой трущобе. Индиана прошла на кухню, поставила чайник, взяла журнал и принялась рассеянно его перелистывать. Заметила, что несколько страниц скреплено скрепкой, и обнаружила статью, которой суждено было перевернуть обычное течение ее жизни.

На журнальном развороте был запечатлен Алан Келлер, принимающий гостей на своем винограднике под руку с белокурой женщиной; подпись под фотографией гласила, что ее имя Женевьева ван Хут, она — бельгийская баронесса, представительница нескольких европейских модельеров. Индиана, снедаемая любопытством, добралась до третьего абзаца и прочла, что Женевьева живет в Париже, но, вероятно, вскоре переселится в Сан-Франциско в качестве супруги Алана Келлера. В статье описывался прием в честь дирижера симфонического оркестра, приводились мнения гостей по поводу неизбежной развязки романа, которые пара не опровергла, и перечислялись предки этой самой ван Хут, с семнадцатого века носившие титул барона. На следующей странице Индиана увидела еще четыре фотографии Алана Келлера с той же самой женщиной в разных местах: в каком-то клубе в Лос-Анджелесе, на Аляске, во время круиза; на парадном приеме; в Риме, на какой-то улочке, по которой они шли, держась за руки.

Новость ошеломила Индиану, в висках у нее стучало, руки тряслись. Она заметила, что на двух фотографиях у Женевьевы короткие волосы, а на двух других — длинные; что на Аляске Алан Келлер одет в бежевый кашемировый свитер, который однажды снял с себя и подарил Индиане, стоило той заикнуться, как нравится ей эта вещь. Случилось это через несколько недель после их знакомства, отсюда неизбежный вывод: ее возлюбленный и эта баронесса вместе очень давно. Индиана перечитывала статью, вглядывалась в фотографии, пытаясь найти что-то, какую-то деталь, которая позволила бы взглянуть на вещи по-другому, но так ничего и не обнаружила. Положила журнал на стол, поверх конверта с билетами в Индию, и долго сидела, уставившись на посудомоечную машину, а чайник свистел себе и свистел на плите.

Вот уже пятнадцать лет ей не приходилось терзаться из-за измены. Будучи замужем за Бобом Мартином, она терпела его подростковое легкомыслие, банки из-под пива на полу, дружков, развалившихся перед телевизором и громко топающих, и решилась на развод только тогда, когда невозможно стало закрывать глаза на его интрижки. Через три года после того, как они разошлись, Боб все еще просил дать ему второй шанс, но Индиана потеряла к нему доверие. В последующие годы она пережила несколько любовных приключений, которые закончились без обид: ни один из тех, других мужчин не обманул ее и не бросил. Когда чувства остывали, она находила деликатный способ отдалиться. Может, Алан Миллер и не был идеальным спутником жизни, о чем твердили ей и дочь, и бывший муж, и Райан Миллер, но до сих пор Индиана не сомневалась в его верности, которая для нее составляла основу их отношений. Цветная вклейка в журнале — два листка глянцевой бумаги — доказывала, что она заблуждалась.

Чтобы лечить тела других людей, Индиана научилась познавать свое; умея настроиться на одну волну с пациентами, она постигала и саму себя. Алан Келлер говорил, что она сообщается с миром через чувства и эмоции, живет в эпоху до изобретения телефона, в какой-то магической вселенной, полагаясь на человеческую доброту; права была Селеста Роко, утверждавшая, что в предыдущем воплощении Индиана была дельфином и в следующем опять вернется в море: твердая почва не для нее, у нее отсутствует ген предусмотрительности. К этому добавлялись годы духовных исканий, в течение которых она еще больше оторвалась от материального, освободила и ум, и сердце. Но когда Индиана увидела в журнале фотографии Алана Келлера и Женевьевы ван Хут, ничто не смягчило удара.