Петер Эстерхази - Исправленное издание. Приложение к роману «Harmonia cælestis»

На нем так странно висело пальто, продолжает рассказывать Ж., только люди его поколения умели носить пальто так беспомощно, жалко. (В фильме Петера Готара «Остановившееся время» есть такие униженные, пропахшие перегаром размокшие персонажи; к примеру, актер Лайош Эзе. Готар вообще понимал толк в отцах.) Как будто их размололи в ступе! Сравнивая с тобой…

Я стыдливо краснею, но, кажется, делаю это незаметно.

Возможно, он похудел и действительно выглядел каким-то побитым. В последние три-четыре года он здорово сдал. Птицекляча — так я о нем написал, но то было в 1977 году, в «Производственном романе» (ему тогда было пятьдесят восемь — немногим больше, чем мне теперь). Среди друзей-ровесников (дядя Золи, дядя Лайош) он выглядел всегда крепким, более того, моложавым, и никак уж не стариком.

Но, помню, однажды я наблюдал за ним из окна — он с жалким видом, подавшись вперед, еле тащился против ветра, как будто передвигался по чему-то вязкому, вроде битума или меда.

А позавчера из того же окна я наблюдал фантастическую картину. Вниз по лестнице, с непосредственностью своих тринадцати лет, скатывается Миклош, ну конечно, да, выучил, я сейчас, мигом, бросает он матери, из чего следует, что ничего он не выучил, и вопрос еще, открывал ли он вообще учебник (по поводу неудов в дневнике у него всегда находятся невероятно красивые и головоломные объяснения, например, что я совершенно неправ, усматривая причинные связи между не выученным вчера уроком и сегодняшним неудом, хотя он допускает, что подход мой может казаться логичным, и вообще, если честно, то он должен со мной согласиться, что учебе надо бы уделять больше времени, что он, кстати, планирует, больше того, уже твердо решил изменить эту ситуацию, но ведь в данный момент речь совсем не об этом, а о том… и т. д.), что, в свою очередь, требует, чтобы я оторвал свой родительский зад от стула, но уже поздно: дверь за Миклошем захлопывается, едва успев открыться.

Я вижу его через окно, он стоит рядом, отделенный от меня лишь стеной. Он делает глубокий вдох, как будто только что вынырнул из-под воды, по лицу его растекается блаженная ухмылка, он окидывает взглядом сад, белый свет, весь залитый слепящим февральским солнцем, и, словно щенок, мчится куда глаза глядят, без какой-либо цели (цель сама его найдет), чуть не взлетает, словно вместо рук у него выросли крылья, закладывает виражи, на ходу останавливается, мчится назад, припускает галопом — только что на яблоню не взбегает, хохочет, беснуется, скачет — словом, весь он — движение. Изумительная картина. Великий момент.

Насколько иным занята сейчас его голова… он думает о свободе, ну а я… я, впрочем, о ней же.

Вот только момент великим не назовешь: досье Чанади, мне пора к нему.

1 июня 1957 года

Донесение о том, кто в период революционных событий вступил в национальную гвардию. Шесть имен. Из них один в заключении, другой был убит в ноябре, двое эмигрировали. Но двое все же остались! Затем следует список фамилий бывших офицеров армии, полиции, жандармерии. Как сказано в «заключении», слишком краткий. И «беспринципный». В контрреволюционных событиях участия не принимал, в течение всего времени оставался дома.(…) Страдает пороком сердца.Или: занимается пчеловодством.

<���Кстати, чтобы напомнить, в каком мире мы жили/живем: за неделю до этого, 23 мая, были арестованы бывший президент республики Золтан Тильди, государственный министр правительства Имре Надя Иштван Бибо, нынешний президент республики Арпад Гёнц. Правда, одновременно, как сообщает историческая хроника журнала «Беселё», на той же неделе венгерское радио начало получасовые передачи на религиозные темы.>

К этому времени мы уже точно жили в будайском районе Ромаифюрдё, ибо следующее свидание с офицером-куратором состоялось в кофейне «Фень» в 11 утра в день Петра и Павла. Интересно, как ему удавалось ходить в кафе по утрам?! Задание: Агенту поручено собрать сведения о поведении и контактах С. У.При слове «агент» меня охватывает невольное возмущение (или, если быть терминологически точным, в мозги шибает моча), какого хрена он обзывает агентом моего отца, пускай своего обзывает, коммуняка вонючий! ж. с., с. M-да, вообще-то, это удар — поливать коммунистов отныне мне будет не очень удобно. Или наоборот? Точнее, мне теперь ясно, что поливать их нет смысла (в чем я и так был всегда уверен).

<���В связи с коммунистами и моим отцом мне приходит на ум: не составить ли список казненных в течение 1957 года? 19 января казнен Йожеф Дудаш, руководитель Национального Революционного комитета, казнен также Янош Сабо (все звали его дядя Сабо), руководитель повстанческой группы на площади Сена, 26 июня казнили Илону Тот, Миклоша Дёндёши и Ференца Ковача, 20 июля, после процесса о массовых беспорядках в Мишкольце, — Гезу Балажа, Ласло Г. Тота, Золтана Саса, Ласло Лендела, Ференца Комьяти, Дежё Шико и Золтана Надя, 12 августа покончил с собой находившийся в предварительном заключении председатель Задунайского национального совета Аттила Сигети, 10 декабря казнен майор Антал Палинкаш (Паллавичини), бывший участник антифашистского сопротивления под руководством Байчи-Жилинского, тот самый Палинкаш, который в дни революции доставил в Будапешт находившегося под домашним арестом кардинала Миндсенти, 21 декабря при сознательном попустительстве властей умер в тюрьме объявивший голодовку министр правительства Имре Надя Геза Лошонци, 30 декабря казнен Ласло Иван Ковач, первый командир группы сопротивления, базировавшейся в переулке Корвин, а 31 декабря к смертной казни приговорены участники народных возмущений в Мошонмадяроваре Арпад Тихани, Лайош Гуяш, Имре Жигмонд и Антал Киш.>

Как раз в день моих именин куратор получил донесение о С. У. — ничего интересного и ничего негативного. Интересно только, в каком виде он прибыл на праздничный ужин — ведь по дороге наверняка то и дело бухал, чтобы забыть о кафе «Фень», кураторе и о самом себе. [Сказал Гитте, что собираюсь составить список всех тех забегаловок, куда гоняли моего отца на встречи с этими… А может, он уже существует, если же нет, то Петер Лендел и Имре Кертес, как истинные знатоки Будапешта, уж точно смогут помочь, и я обойду тогда все эти заведения, выпив в каждом по пятьдесят граммов чего-нибудь, а потом — на такси и домой. Естественно, я буду пьян, меня будет тошнить, и ты положишь мне на лоб мокрое полотенце. Положу, конечно, просто отвечает Гитта.] <���Акция по причине не подчиняющейся мне спины отложена… Mein Körper, das Ferkel, мое тело просто свинтус, как выразился немецкий коллега Райнхард П. Грубер (в частности, в моей книге «Есть одна женщина», стр. 42). «Но свинтус этот сопротивляется. Ничего, мы с ним на другом языке поговорим, ежели он думает, что с нами можно вытворять что угодно! Серию упражнений йоги вместо жаркого! Трехдневный поход вместо шатания по кабакам! Шведскую стенку вместо гамбургера! Велосипед вместо телевизора! Сауну вместо секса! Верхнюю Штирию вместо Тосканы! (…) А если будет упрямиться, то и на лекции в общество по распространению знаний буду его гонять! Кватроченто для начинающих. А если и после этого оно будет продолжать выпендриваться, то мы с ним от корки до корки проштудируем Иммануила Канта с особым упором на категорический императив. Вот тогда и посмотрим. Оно пока что хихикает, но отольются кошке мышкины слезы!» Нет, я все-таки это сделаю.>