Эльвира Барякина - Заговор молчания

Дэвид сидел на диване, прижав черные ладошки к щекам. В его глазах стоял нечеловеческий ужас.

По телику передавали последние известия: в далекой центральноафриканской стране произошел государственный переворот. Его Превосходительство был свергнут, все его сторонники казнены, в столице шли ожесточенные бои.

Миша на цыпочках отступил в свою комнату.

Через неделю Дэвид и его воинственные соплеменники отправились на родину — отвоевывать министерские портфели.

К пятому курсу Миша окончательно понял, что дружба между народами — это не для него.

— Не дай бог, в этом году опять подселят какого-нибудь африканского царя! — делился он с Жекой своими опасениями. — Надоело! Ненавижу!

— Ничего ты не понимаешь! — отмахивался тот. — Иностранцы — это ж здорово! Шмотки, пластинки, экзотическая любовь…

— Да?! — негодовал Миша в ответ. — А ты когда-нибудь нюхал жареную селедку по-вьетнамски? А слышал, как поют индусы? А знаешь, что такое социальная справедливость по-северокорейски?

— Что? — с искренним любопытством спрашивал Жека.

— Это вымыть половину чайника, а вторую половину оставить соседу по блоку!

— Тогда перебирайся в советский сектор! — разводил руками Пряницкий. — А я — на твое место.

«Перебирайся»… Подобные заявления донельзя раздражали Мишу. Он сам, своим трудом добился этой комнаты. Сколько часов было отсижено на собраниях! Сколько досок перетащено на субботниках! А Пряницкий что для этого сделал? Пару раз поприсутствовал при оформлении стенгазеты?

— Ты москвич, тебе не положена комната в общежитии, — топтал Миша Жекины мечты.

Несмотря на неприязнь к иностранцам, в глубине души он очень гордился своей причастностью к «загранице» и ворчал лишь для проформы: как барин, воротящий нос от гусиных паштетов и фазанов в белом соусе.

На дворе стояла Эпоха Великого Застоя. С одной стороны, вроде бы уже почти сорок лет в СССР не было войн, мало-помалу поднимался жизненный уровень, все граждане свято веровали в то, что живут в самой лучшей стране на свете…

Но, с другой стороны, не все было ладно в советском «королевстве». Пошлет тебя жена в магазин за таким пустяком, как кофе, а кофе-то и нету. Или есть, но за ним очередь, как в Мавзолей Ленина. И за сыром очередь, и за мясом очередь, и за зеленым горошком…

Непонятно: все работают от зари до зари, а купить нечего.

Еще непонятней было то, что самая лучшая страна на свете производила далеко не самые лучшие товары. Скажем, будет у тебя выбор: купить гэдээровскую коляску для ребенка или отечественную. Что купишь? Вот то-то и оно. Импортное — оно и есть импортное: и красивее, и прочнее, и престижнее.

Партия говорила, что это происходит оттого, что кругом развелись взяточники, бракоделы и спекулянты. Мол, как только вытравим их с корнем, сразу наступит коммунизм. А ты слушаешь и не веришь. Спекулянтов сажают тысячами, а лучше что-то не становится. Да и с коммунизмом как-то все неясно. Хрущев к какому году обещал его построить? К 1980-му. А сейчас уж 1983-й!

За границу ездить не смей, книжки самиздатовские читать не моги… Критиковать политику партии — это вообще чуть ли не измена Родине. Дали тебе двухкомнатную квартиру, зарплату в 120 рублей и путевку в санаторий «Солнышко» — будь счастлив. А всех несчастливых у нас аминазинчиком в спецпсихушках лечат. Ибо недовольными в самой лучшей стране могут быть только больные на голову.

Алекс попал на военную службу, купившись на рекламу. Уж больно все красиво показывали по телевизору: Честь и Мужество, Товарищество и Братство…

На самом же деле армейские будни Алекса заполнились Строевой Подготовкой и Занудством.

Армия не хотела, чтобы Алекс был героем. Она предпочитала видеть в нем маленький безотказный винтик в своем огромном механизме. Думать и принимать решения здесь не полагалось.

— Мне не нравится, когда чужие стремления выдаются за мои собственные! — возмущался Алекс дозвонившись до матери в Лос-Анджелес. — Как только контракт истечет, я уволюсь.

Мама от подобных заявлений лишь тихо ахала:

— Но ты же всегда мечтал быть военным переводчиком! Теперь что же, вся твоя учеба пойдет насмарку? Ты столько труда положил, чтобы выучить русский язык!

— Мам, я все равно здесь ни черта не перевожу, кроме дурацких статей и складских документов!

— А что ты собираешься делать на гражданке?

— Пойду в университет, получу степень, потом, может быть, займусь преподаванием. Мне почему-то кажется, что студентки будут обожать меня.

— Ты весь в своего покойного папочку, — устало вздыхала мама. — У него тоже цель жизни состояла в выпендреже.

Ну, определенная доля правды в маминых словах имелась. Алекс действительно любил производить впечатление. Во многом ради этого он и выбрал такую экзотическую профессию, как переводчик с русского. В самом слове «Россия» было заключено многое: трагедия императорской фамилии, драгоценные яйца «Фаберже», меха, икра, балет, скорбный трагик Достоевский… А с другой стороны — преступные планы коммунистов и ядерная угроза. Красота и порок в этой стране шли рука об руку и как бы проецировали себя на всех интересующихся Россией.

К тому же Алексу не пришлось особо надрываться, чтобы в совершенстве выучить язык: его бабка по отцовской линии была из старинной петербургской семьи, так что к семи годам он уже довольно бойко болтал по-русски.

— Бабушка тебя все время портила, — утверждала мама. — Отправишь к ней нормального ребенка, а через месяц получаешь бог весть что. По-английски говорить не хочет, сандвичи есть не желает, да еще и капризничает постоянно. Упрется как мул: «Я сам!» — и все тут! Шнурки завязывать — сам, мыться — сам… Даже стричься — и то сам хотел.

Алекс только посмеивался. Ему нравились подобные рассказы.

Бабушка Анна — строгая, сухая, с неизменной ниткой жемчуга на шее — была героиней его детства. Аристократка до мозга костей, она до самой смерти сохранила горделивую осанку и великосветские манеры. И дом у нее был ей под стать — резная мебель, бронзовые люстры на цепях, кровать с бархатным балдахином…

Бабушка совершенно не принимала такие достижения цивилизации, как замороженные продукты и музыкальные пластинки.

— Это же суррогат! — возмущалась старая леди. — Еда должна быть свежей! А музыку нужно слушать в опере или в концертном зале. А если идти у них на поводу, так завтра мы начнем пить растворимый кофе и читать комиксы!

Под «ними» бабушка подразумевала политиков и бизнесменов, которые стремятся удешевить и потому опошлить истинную культуру.

— Они все заменили рекламой: любовь, желания, убеждения, — говорила она, брезгливо поводя плечами. — Мы желаем не то, что нам нужно, а то, что выгодно этим негодяям. Мы думаем чужие мысли, лелеем чужие мечты… Даже в политике мы всегда на стороне телевизора, а не на стороне здравого смысла.