Валентин Крючков - Когда в пути не один

Владимир искренне поздравил художника, он был рад за него. И тут, волнуясь, Ламерикин обратился к нему:

— Извините, Владимир Алексеевич, у меня к вам такая же просьба, как у моего друга, которому вы уже помогли.

— Интересно, кто же ваш друг?

— Гладилов Александр Сергеевич. Это он посоветовал обратиться к вам.

— Для Гладилова я решал разные вопросы. Например, помог получить садовый участок. Что конкретно требуется вам?

Посмотрев внимательно на Ламерикина, Филиппов без труда заметил, что на прием к председателю он приходит в одном и том же поношенном костюме.

— Да надо бы приодеться немного. Вчера ходили с женой по магазинам — ничего путного не нашли. Блата у меня нет, и искать его мне некогда. Вы же знаете, работаю с утра до вечера. А после Москвы уже намечено другое важное событие — выставка художников Поволжья. Я председатель ассоциации.

— Хорошо, Вячеслав Федорович, я помогу.

И Владимир тут же позвонил сначала Буравкову, а затем Соколовскому, попросив каждого помочь члену-корреспонденту Академии художеств России Ламерикину и его семье.

После этого разговора Ламерикин зауважал Филиппова еще больше.

А когда от кого-то из присутствовавших на совещании в театре драмы узнал, что идею поручить именно ему написать портрет Горького первым высказал Филиппов, в знак уважения и благодарности к помощнику председателя облисполкома твердо решил непременно написать портрет Владимира.

Как-то на даче у Филиппова за дружеским застольем Ламерикин неожиданно спросил его: не согласится ли он попозировать ему. Владимир, хотя и тронут был таким предложением, представив, сколько времени потребуется на это, сославшись на свою и в самом деле большую занятость, вежливо отказался.

Не желая отступать от задуманного, художник тут же попросил у Владимира фото, которое ему самому нравится больше других. Филиппов нашел такое, и в день его рождения Ламерикин вручил ему портрет молодого Владимира, того, которому еще не было и тридцати. Портрет понравился всем. Глядя на него, близко знавшие Владимира обычно говорили: «Ты на нем, Владимир Алексеевич, как артист».

Катерине подарок художника тоже очень понравился. Она была в восторге от того, что увидела на портрете не привычного ей в повседневной обыденности человека, а чуть ли не деятеля искусства, и невольно подумала с гордостью: не зря же влюбилась когда-то в него! И в тот же миг у Катерины возникла заманчивая идея: а чем хуже она? Было бы весьма неплохо и ей получить к своему дню рождения портрет, а потом повесить его рядом с портретом мужа. К реализации своего плана она приступила незамедлительно.

Хорошо зная характер мужа — если он приходит после работы в небольшом подпитии, то становится особенно общительным, а главное, добрым, готовым выполнить любую просьбу, — она решила воспользоваться этим.

Ждать особенно долго не пришлось.

После очередной сдачи доклада Славянову Владимир отметил это событие вдвоем с Бедовым и домой пришел навеселе.

Не ругаясь, Катерина заботливо угостила мужа его любимыми чебуреками, потом за компанию выпила с ним по стакану чешского пива и без предисловий завела разговор о том, что было бы очень кстати, если бы в большой комнате их квартиры появился еще один портрет — ее, Катерины.

— Думаю, для Ламерикина выполнить твою просьбу труда не составит. Можешь не сомневаться — он тебе не откажет. Или у тебя не хватает смелости, чтобы попросить его об этом?

— Я этого не сказал, — тронутый заботой жены, ответил Владимир. И, обдумав просьбу Катерины, посчитал ее убедительной и охотно согласился выполнить ее желание.

Катерина тут же вручила мужу давно выбранное ею фото, он положил его в карман, а через некоторое время передал художнику.

И вот теперь портрет жены был готов и настала пора его забирать. Ламерикин, конечно же, был вправе ожидать, что «пустым» Филиппов к нему не приедет. Хотя можно приехать и без обязательной в таких случаях бутылки, все равно в гостях у художника выпивки не избежать, в чем Владимир убеждался неоднократно.

«Это даже хорошо, — подумал он, — можно будет по-настоящему расслабиться, а потом, вернувшись домой, видимо, уже поздненько, вручить портрет Катерине, и мир, пусть и плохой, восстановится».

Хотя обида на нее у Филиппова все еще была большой… Но, подумав, что и сам-то тоже не святой, он решил: «Ладно, сначала съезжу за портретом, а там увижу, что делать. А пока позвоню «маршалу». Тот, когда решал проблему «экипировки» художника и его семьи, сказал, что неплохо бы познакомиться с ним поближе».

И хотя в пятницу вечером застать Соколовского дома, а тем более на работе было маловероятно, Владимир вначале набрал номер директорского кабинета.

Друг оказался на месте и принял предложение Филиппова с удовольствием, сказав, что поддержит компанию и морально и материально, а также транспортом. Договорились, что́ из продуктов они возьмут с собой в гости к художнику для дружеской беседы, а встретиться решили на старом месте — у памятника Чкалову на Волжском откосе — часа через полтора, когда «маршал» закончит свои дела со строителями, которые возводили пристрой к основному зданию базы для внедрения новой системы управления.

Время пролетело незаметно, и вот машина с неизменным водителем дядей Петей, повидавшим многое, работая у Соколовского, уверенно тронулась от памятника прославленному летчику, взяв курс на окраину города, где находилась мастерская народного художника.

Держа в руках набитые закуской и водкой дипломаты, на шестой этаж поднялись без остановки. Владимир энергично нажал кнопку звонка, прислушался. И на вопрос: «Кто?» — ответил: «Мы!»

Узнав голос помощника председателя облисполкома, Ламерикин быстро открыл дверь и, улыбаясь, радушно пригласил гостей в свою мастерскую.

Соколовский, впервые оказавшийся здесь, искренне удивился размерам мастерской, а потом с удовольствием стал слушать художника, который охотно рассказывал о своем творчестве, делился планами на будущее, показав сначала готовые полотна, а затем те, над которыми работал в настоящее время.

Внимание гостей привлекла батальная картина, посвященная Великой Отечественной войне. Над ней Ламерикин работал уже не первый год. Соколовскому панорама битвы понравилась, но со свойственной ему сдержанностью он высказался очень кратко: «Впечатляет!» Зато потом, познакомившись еще и с другими незаконченными работами, разразился целой тирадой.

— Да! — восторженно выдохнул он. — Чтобы достичь этого, надо, наверное, с утра до вечера работать над полотном, добиваясь наивысшей правдивости и выразительности! Я бы такой нагрузки ни в жизнь не выдержал.