Валентин Крючков - Когда в пути не один

Выполнив очередное задание шефа, Филиппов, воспользовавшись непредвиденным затишьем, отправился к Катерине в больницу. Он, как и планировал, еще находясь в отпуске в санатории, решительно действовал теперь в направлении налаживания отношений с ней.

Владимир и в последующие дни, когда с Маринкой, а когда и без нее, регулярно навещал жену, продолжавшую свое лечение, и выполнял все срочные задания, полученные от нее, по закупке разных разностей к предстоящему дню ее рождения.

Так что, когда Катерина после выписки из больницы оказалась дома, то, проверив наличие в холодильнике и на лоджии продуктов и спиртного, увиденным осталась довольна: всего было вполне достаточно, чтобы накормить и напоить родных и друзей, которых они по обоюдному согласию наметили пригласить.

И вот наступил долгожданный праздник семьи. Открывая торжество, Владимир сказал теплые слова в адрес своей второй половины, назвав ее, как и в первые годы их совместной жизни, «яблоком с саду», и заверил, что для него лучшей спутницы жизни не требуется. А затем с удовольствием вручил жене свой подарок — ее портрет, написанный народным художником России Ламерикиным.

Гости, хорошо знавшие Катерину, были поражены тем, как художник правдиво отобразил красоту и обаяние ее, а вместе с тем властность характера, в чем Владимир не единожды убеждался на себе лично.

Не желая долго испытывать терпение приглашенных, Филиппов взял у жены, все еще находившейся в самом восторженном состоянии духа от подарка мужа, портрет и повесил его на стену рядом со своим, на заранее ввернутый для этого мощный шуруп.

Все дружно зааплодировали ему. А Владимир, вернувшись к жене, поднял рюмку и провозгласил тост:

— С днем рождения, дорогая!

Все дружно выпили. И тогда встал Соколовский. Выждав некоторое время, пока гости закусывали, многозначительно заметил:

— Теперь, Екатерина Алексеевна, вы всегда будете рядом с супругом, так что если он задержится где-то по какой-либо причине, советую тебе: брось переживать и нервничать. Поступай куда проще: зайди в этот зал и любуйся на него сколько влезет. Он же вот, рядом! И я с удовольствием выпью за это. И пусть никакие случайности и отклонения не в силах будут разъединить эту портретную пару и в жизни! За что и пью стоя и до дна!

Погуляли весело: пели песни и танцевали, а когда, уставшие, снова уселись за столы, дядя Филиппова, как и всегда, бывая у них, попросил Маринку сыграть ему полонез Огинского, который он готов был слушать, казалось, часами.

Маринка знала, чем заканчиваются такие заказы, и без лишних уговоров уселась на табурет, открыла крышку пианино, сделала несколько пробных аккордов, легко пробежала быстрыми пальцами по клавишам и заиграла. И сразу всю комнату заполнили чарующие и трогающие человека до глубины души звуки мелодии бессмертного творения гения. Гости, имевшие твердое намерение после танцев налить и выпить еще, забыли про это и, повернувшись в сторону Маринки, с удовольствием слушали знакомую им мелодию. Но с особым вниманием делал это дядя Вася. Смахнув слезы умиления и выждав, когда стихнут дружные аплодисменты гостей, он вынул из бумажника двадцать пять рублей и с важностью вручил их Маринке, уговорив ее сыграть еще что-нибудь.

— А это не помешает? — кивнула она в сторону гостей.

— Ни в коем случае! — услышав ее вопрос, за всех ответил Соколовский.

Маринка охотно выполнила желание дяди и в награду за это снова получила премию, и не только двадцать пять рублей, но и бурные аплодисменты гостей. Довольная и сияющая улыбкой, она исполнила еще несколько пьес и раза три сыграла «Цыганочку», под которую многие принялись плясать. Наконец, устав, Маринка отправилась в свою комнату, чтобы отдохнуть и подготовиться к предстоящим в воскресенье занятиям в школе бальных танцев.

Торжество шло к своему завершению, постепенно один за другим уходили гости. И когда проводили последнего, Владимир и Катерина сняли праздничную одежду и, облачившись в домашнее, дружно принялись за уборку посуды; потом, приняв душ, выпили по стакану чая с вареньем и вместе ушли в спальню, где и произошло окончательное примирение супругов.

С отъезда министра внутренних дел Марчука прошло не так уж и много времени, как раскаты грома, прогремевшего в его кабинете в столице, докатились до областного центра: сначала был получен приказ министра о снятии Секачева с должности начальника управления, лишении его воинского звания, соответствующих льгот и почестей. А вскоре другим приказом, продолжая выполнять свои грозные обещания, министр назначил в область нового начальника управления — Пенкина Владислава Кузьмича, ранее работавшего заместителем начальника аналогичного управления в другом регионе России.

Последовавшие затем дела и серьезные события, цунами промчавшиеся по области после получения двух приказов министра, захватили в свой водоворот и первых ее лиц — секретаря обкома Богородова и председателя облисполкома Славянова, поставив их не в один ряд единомышленников, а по разные стороны происходящих перемен.

Славянов случившееся очень глубоко переживал. Он понимал, что во многом именно он, оказывавший всяческую поддержку Секачеву в строительстве нового здания управления и отстаивавший почти всегда его интересы даже в спорах с Богородовым, оказался чуть ли не виновником такого финала, и потому отчетливо представлял, что после приказа министра состоится бюро обкома партии, где ему опять предстоит нелегкая задача — защищать Секачева от исключения из партии. Однако вряд ли это удастся ему: силы на бюро слишком неравные. Иван Васильевич в раздумье как-то подсчитал голоса: секретари обкома, заворг, начальник управления КГБ, председатель облсовпрофа — это уже большинство, голосующее против генерала. Расклад сил был явно не в его пользу, и он практически оказывался в одиночестве… А на пленум тем более рассчитывать не приходится. «Жаль, — подумал Славянов, — впереди юбилей. А тут такая заварушка предстоит. Да, нелегкие времена…»

Лишь Богородов, проанализировав приказы министра, увидел в них самую выгодную для себя позицию, чтобы расправиться со своим давнишним и авторитетным соперником — Славяновым. Зная характер председателя, он понял, что за Секачева тот вступится обязательно и будет настаивать на «строгаче», чтобы оставить бывшего начальника управления в партии. «Но, дорогой Иван Васильевич, — с удовлетворением констатировал Богородов, — этот номер у тебя не пройдет. В бюро твоих людей нет. Все только мои. И мы не позволим тебе навязывать нам свою волю».

Прикинув количество тех, кто безусловно поддержит исключение Секачева из партии, Богородов пригласил к себе по прямой связи начальника управления КГБ, заведующего административным отделом, которого когда-то привел с собой из горкома партии, поочередно в деталях и конкретно переговорил о позиции каждого из них на бюро и только после этого вызвал к себе заворга.