Валентин Крючков - Когда в пути не один

Вот вдали показалась «Чайка» председателя. Включенными фарами и сигналами поприветствовали друг друга, проехали немного по своей территории и остановились на приглянувшейся поляне. Вышли из машин, поздоровались, потом быстренько достали из багажника коробки с провизией, накрыли походный стол и расположились как можно поудобнее, чтобы первыми в области послушать привезенные из страны фиордов новости.

Славянов, чувствовалось, еще не совсем отошел от длительной поездки и работы в парламентской группе, заметно осунувшийся, похудевший, был поначалу, как и всегда, сосредоточен. А выпил арзамасской водочки под предложенный Машиным тост «за благополучное возвращение на родную землю», закусил аппетитно нашей ближнегорской пастромой, и заметно повеселел, расслабился, начал делиться своими впечатлениями о поездке. Мы, довольные, притихли, слушаем, как наши парламентарии повели себя, чтобы добиться хотя бы в одной комиссии непринятия резолюции по Афганистану.

Отдохнули немного, закусили, расселись по машинам и двинулись в родной город, договорившись встретиться завтра, то есть в субботу. Прихожу, как обычно, без десяти восемь и направляюсь в кабинет Славянова. А он сразу, без предисловий, с вопросом ко мне:

— Не вижу доклада. В чем дело, Владимир Алексеевич?

— Он сырой, Иван Васильевич. Может, дадите нам еще денек? Мы доведем его до кондиции.

— Нет! Прочитаю сам. Хочу знать, какие еще вопросы надо учесть. Положи доклад на стол. — Славянов говорил жестко, раздраженно.

— Хорошо, — отвечаю, — доклад сейчас будет. — И в скоростном режиме бегу в свой кабинет за первым экземпляром.

Как я и предполагал, наше с Заборовым творение председатель разнес в пух и прах.

— Доклада нет. Выступать не с чем! Чем ты тут занимался?

— Доклад на ГО сделал. Это кроме остального.

— Доклад он на ГО сделал! А кому нужен этот доклад! — возмущался шеф. — Шофер на «Чайке» посторонних возит. Помощник вообще не понятно чем занимается. Ты не работал с докладом, как следует работать. Надо было пригласить специалистов. И работать, работать! — Председатель вместе с докладом сунул мне список тех, кого нужно приглашать: заместитель председателя облисполкома Бедов, секретарь облисполкома Тужилин, который работал когда-то землемером, главный землеустроитель области Буранов. В «бригаде» остались и мы с Заборовым.

Началась работа по новой структуре доклада. Тужилин был «коренником» и выдавал нам идеи; остальные — «пристяжными» и придавали этим мыслям требуемую литературную форму. Бедов, чтобы вжиться в суть вопроса, изучал постановления, другие документы высших органов страны по данному вопросу, делал необходимые записи и на правах главного в «бригаде» лишь изредка отрывался от своих бумаг, чтобы остудить разгоравшиеся споры. К восьми вечера доклад был готов. Славянов выслушал нас, высказал свои соображения по существу обсуждаемого вопроса, в частности раскритиковал два южных района, в прошлом первопроходцев. Расходились поздно, но все равно дописать доклад не успели. Поэтому пришлось выходить на работу и в воскресенье. Приготовили уже третий вариант доклада во второй половине понедельника. А перепечатали начисто и вычитали только к концу дня.

Славянов остался доволен, но несколько уточнений все-таки сделал, так что опять пришлось перепечатывать какие-то страницы. В половине девятого работу наконец закончили.

— Собирайся домой. Я сейчас тоже выйду, — объявил мне в самом благодушном настроении Иван Васильевич. И вдруг спрашивает: — Признайся, Владимир, пока я в Норвегии был, ты мало с докладом работал? Не вжился в суть. Я-то твои возможности знаю. А теперь поработали — и доклад готов.

— Вот именно, — отвечаю, — «поработали»! Все поработали. А до этого я один работал, причем как журналист, а не специалист по сорной растительности. У меня даже таких полномочий нет, чтобы приглашать корифеев — Тужилина и Бедова. Помните, как однажды в такой же ситуации Бедов съязвил: «Помощник председателя стал собирать его замов. Дожили!»

Славянов в ответ на мои слова только усмехнулся и рукой махнул — мол, свободен.

После совещания по сорнякам, как мы его назвали между собой, которое, кстати, проходило в филармонии и получилось весьма представительным — около тысячи ответственных работников и активистов было приглашено на него; в президиуме важно восседали первый секретарь обкома партии Богородов, рядом с ним Славянов, члены бюро обкома и исполкома областного Совета, — захожу к Славянову в кабинет за докладом, который по традиции остается для протокольной части, но я оставляю, как правило, его у себя, а архивистам передаю вторые экземпляры. От души поздравляю его с успешным выступлением. А он, возбужденный, но в целом довольный, сразу с вопросом ко мне: «Ну, как слушали?» Знает, что по сложившейся традиции я сидел в зале с секундомером в руках, засекая время и наблюдая за тем, как люди воспринимают выступление: слушают ли, записывают или читают.

— Было, — говорю, — как и всегда, тихо. Вас не только слушали. Иные, таких оказалось немало, даже конспекты делали. Польза будет, можно не сомневаться. Критика задела за живое многих, — я назвал несколько фамилий.

— Вот видишь, не зря мы поработали, — поддержал разговор Славянов. — Доклад получился, как я и планировал, критический. А если Карякин и Селиванов ходят как побитые, так пусть работают лучше.

После этих слов председатель и подарил мне папку.

— Да, история поучительная, — согласился с Владимиром молчавший все это время Соколовский. — Папка действительно памятная. Нелегкий, однако, у тебя хлеб — готовить доклады и выступления, и не кому-нибудь, а первому лицу области. Да еще штаб по театру, да еще изобретателя на себя навалил вне плана. И зачем ты с этим сеном связался? Ничего, на мой взгляд, хорошего из вашей затеи не выйдет. Ты уж не обижайся. Я всей душой за тебя. Но тебе не позавидуешь. — Соколовский посмотрел на часы и поднялся. — Мне пора. Когда встретимся?

— Мы еще не разошлись. Кстати, ты обещал рассказать мне какую-то интересную новость.

— Раз обещал — расскажу. Это времени много не займет, — согласился Соколовский. — По случаю завершения ремонта своей квартиры нас пригласил к себе тесть. И после небольшого выпивона поведал мне тайну мадридского двора. Богородов получил добро ЦК КПСС на создание в обкоме еще одного отдела — экономического и советовался с доверенными ему людьми по поводу заведующего. На беседу он вызывал несколько человек. Остался всеми недоволен. И по предложению моего тестя, которого он, как известно, сменил на посту первого секретаря горкома партии, остановил наконец свой выбор на Синицыне. Думаю, Станислава Петровича — помощника первого секретаря — знаешь. Так вот, Богородов пригласил его к себе, без всяких околичностей поделился с ним своими планами и предложил возглавить новый отдел обкома партии. Синицын вначале немного испугался и хотел было отказаться, но, зная, что Богородов очень не любит, когда с ним не соглашаются, делать этого не стал. Он помнил, как председатель горисполкома крупного района области Половинов, в прошлом хороший хозяйственник и специалист, на предложение «первого» возглавить сельскохозяйственный отдел обкома партии, побоявшись сразу отказаться, попросил время подумать. Видимо, забыл человек, что его задача соглашаться, а думать — дело первого секретаря, которому из «белого дома» виднее, что к чему. И вскоре, не дожидаясь результата размышлений Половинова, в город к нему одна за другой прибыли комиссии по проверке деятельности горисполкома. Через некоторое время стал известен и итог этих проверок: за имеющиеся недостатки и другие упущения в работе председатель горисполкома Половинов был освобожден от занимаемой должности, получив и по партийной линии выговор с занесением в учетную карточку. Хорошо изучив характер «первого» за годы работы с ним, Синицын не стал испытывать судьбу и теперь уже осваивается с новым назначением, в новом кабинете, имея в своем распоряжении четырех специалистов высшей квалификации.