Валентин Крючков - Когда в пути не один

— Да вот письмо. К вам обращается инвалид третьей группы изобретатель Воробьев. Он разработал новую технологию приготовления сена, — начал рассказывать Филиппов и, глядя на председателя, отметил про себя, что даже эти слова, касающиеся жизни села, озабоченного выражения его лица не изменили.

«Может, дома не все в порядке? Может, лучше вообще отказаться от разговора, пока не поздно?» — лихорадочно соображал Владимир. Но было уже поздно.

— И чего изобретатель просит? — недовольно хмурясь, поинтересовался председатель.

— Телефон! — ответил односложно Владимир и тут же пояснил: — Сейчас Воробьев занимается большим делом. Очень важным для области.

— Пусть обращается к начальнику городской сети. Но лучше к Лурину. Наша служба.

— Иван Васильевич, Воробьев разработал агрегат по приготовлению сена на промышленной основе и при любых погодных условиях, — раскрывая все секреты замысла, тщательно и так долго оберегаемого им, пытался убедить шефа Филиппов. — В случае успеха слава на весь Союз пойдет. Это же решение такой проблемы!

Не принимая во внимание весомых доводов своего помощника, Славянов небрежно отмахнулся от них:

— На здоровье. Пусть работает. Еще неизвестно, чем все закончится. Знаем мы этих изобретателей. — И тут же взял в руки сводку и линейку, чтобы заняться тем, с чего он всегда начинал свой рабочий день — анализом сводок о работе аграрного сектора области.

— Иван Васильевич, — стараясь успеть до прихода других сотрудников, сделал новую попытку убедить шефа Филиппов, — все у Воробьева серьезно и уже запущено на полную катушку!

Славянов жестко взглянул на Владимира и не без раздражения спросил:

— Ты, что, Владимир, давишь на меня? Я же тебе русским языком сказал: пусть с твоим Воробьевым разбирается Лурин или этот городской барин Юшанин. Все! Занимайся-ка лучше театром. Готовь выступление на штабе. — И он нервно отодвинул вправо, подальше к стопке бумаг, подарок министра — ручку с золотым пером, которой он, как известно, обещал подписывать на бумагах и письмах только хорошие и добрые резолюции. Сегодня, судя по его настроению, хорошей резолюции ждать было нечего.

Владимир сунул конверт с заявлением изобретателя в карман и вышел, столкнувшись в дверях кабинета с Лесновым и Липатовым с блокнотами в руках, готовыми записывать персональные поручения председателя.

Расстроенный и раскрасневшийся, Филиппов сидел за своим столом, размышляя над тем, как же ему быть с Воробьевым дальше? Для начала он решил позвонить Лурину, с которым у него были хорошие, даже дружеские, отношения, не раз проверенные участием в регулярных шашлычниках. По «тройке» набрав знакомый номер, от секретарши он узнал, что Лурин находится на курсах повышения квалификации в столице и вернется лишь через месяц. Филиппов расстроился еще больше, понимая, что смысла обращаться к Юшанину тоже нет. Он барин, и без звонка «сверху» к нему на хромой козе не подъедешь.

И все же для очистки совести решил сделать звонок. По «тройке» снова набрав номер, он стал считать зуммеры, но долго ждать не пришлось: трубку быстро, после третьего гудка, снял сам Юшанин.

— Слушаю.

— Добрый день, Алексей Николаевич! — начал Владимир. — С вами говорит помощник председателя облисполкома Филиппов. К нам в приемную поступило письмо инвалида третьей группы.

— Войны или труда?

— Инвалид общего заболевания, — пояснил Филиппов. — Однако он известный рационализатор и ведет большую работу в интересах области. Написал письмо на имя Славянова, но Иван Васильевич посоветовал обратиться к Лурину или к вам. Лурин, вы, наверное, в курсе, на учебе. Поэтому что вы ответите, если облисполком попросит вас помочь инвалиду?

— Какая резолюция на письме?

— Никакой.

— Извините, Владимир Алексеевич, тогда ничем помочь не могу. На общих основаниях. В порядке живой очереди. Нас же строго предупредили: телефоны вне очереди устанавливать только инвалидам Отечественной войны. И только им. Вы же знаете! — Юшанин был официален и неподступен.

— Да, Алексей Николаевич, знаю. Извините за беспокойство.

Расстроенный после неудачного разговора теперь еще и с Юшаниным, Филиппов машинально рассматривал и раскладывал по ящикам стола поступившие сводки. «Что буду говорить изобретателю? Откровенно скажу — вариант один: дожидаться возвращения Лурина».

Прошло несколько дней, и хотя Филиппова так и подмывало снять трубку и поинтересоваться ходом лабораторных исследований, связанных с апробацией идеи Воробьева, от желания звонить в институт, как это делал раньше, он отказался: вдруг трубку сразу возьмет Воробьев? К сожалению, порадовать его было нечем. И вообще в жизни Владимира наступил период сплошного невезения: беды валились на него одна за другой. И самое неприятное заключалось в том, что он знал: они будут еще. Об этом свидетельствовала старинная примета. Молодой рожок месяца, он, к сожалению, увидел через левое плечо, а это всегда сулило различные неприятности.

Вначале позвонила мать и сказала, что бабушку, под старость лет лишившуюся своего угла, — в деревне у нее сгорел дом, и она теперь поочередно жила то у одной, то у другой, то у третьей дочери — побил зять средней.

— Поговори с ним, — попросила Владимира мать. — А сначала неплохо бы заехать к нам. Я перевезла ее к себе. Она сама тебе все и расскажет.

Возмущенный услышанным, Филиппов решил не тянуть с выяснением обстоятельств и во второй половине дня, отпросившись на час, заехал сначала к матери, а от нее к зятю, уже вернувшемуся домой после первой смены с завода «Красный вулкан». Поставив перед его окнами — семья сестры матери жила на первом этаже — черную «Волгу», Владимир вошел в дом родственников и без излишней дипломатии начал с цели своего приезда:

— И как, Андрей Павлович, у тебя только рука поднялась на старого, немощного человека? В чем дело?

От волнения зять сбивчиво начал рассказывать, как он опаздывал на работу, вышел из туалета, а тут бабка под ногами мешается. Ну он и толкнул ее нечаянно, не со зла, и она упала, оказывается, боком на угол тумбочки, стоявшей в прихожей.

— Я же нечаянно! — уверял зять.

— Представляю, как здоровый мужик нечаянно толкает сухонькую старую женщину! Вот что, Андрей Павлович! — Филиппов сурово смотрел в глаза зятю, и тот отвел их. — Чтоб подобного больше не повторялось. Иначе тебе не поздоровится. Это я тебе твердо обещаю. Если же не хочешь, чтобы она проживала у вас, как сестры договорились, будешь моей матери платить за ее содержание.

— Да я что, я — пожалуйста. Пусть живет. Не жалко, — заюлил зять.