Рохинтон Мистри - Хрупкое равновесие

— Ясно чем. Трахается.

— Вот и нет. Вдевает нитку в иголку, — ответил довольный Ом, и Манек хлопнул себя по лбу. — Так у кого из нас грязное воображение?

Оставалось шесть дней до конца каникул, и Ому пришла на ум еще одна веселая мыслишка. Он видел, что дверь в ванную комнату расшаталась от времени и постоянной сырости, в углу образовалась щель, и предложил подсматривать по очереди за моющейся Диной. Один может смотреть, а другой в это время стоит на стреме, чтобы их не застукал Ишвар.

— Это твой рассказ о няне навел меня на эту мысль. Что ты об этом думаешь?

— Ты сошел с ума, — возмутился Манек. — Никогда на это не пойду.

— Чего ты боишься? Она ничего не узнает.

— Просто не хочу.

— А я хочу. — Ом встал.

— Я тебе не позволю. — Манек схватил его за руку.

— Да кто ты такой, чтобы мне указывать? — Ом выдернул руку, но Манек вцепился ему в плечи и силой усадил в кресло. Завязалась потасовка. Ом лягнул Манека ногой, но тот, зайдя сзади, прижал Ома к спинке. Не в силах сдвинуться с места, Ом сдался.

— Ты грязный эгоист, — тихо произнес он. — Я тебя знаю. Все эти месяцы ты жил с хозяйкой один и наверняка каждое утро пялился на нее, когда она была в ванной. А теперь отказываешь мне в этом удовольствии.

— Это ложь, — гневно ответил Манек, стоя за креслом. — Я никогда этого не делал.

— Все ты врешь! Признавайся! Хотя бы опиши ее, если не дашь взглянуть. Какие у нее грудки? Соски красивые и торчат? А вокруг них…

— Прекрати!

— …коричневые кружки? Насколько большие?

— Заткнись! Предупреждаю тебя!

— А лоно? Большое и сочное и, наверно, много…

Манек обогнул кресло и влепил Ому пощечину. Тот, пораженный, несколько секунд в молчании потирал щеку. В его глазах застыло удивление, смешанное с болью. Придя в себя, он с криком «Ах ты, сволочь» набросился на Манека, размахивая кулаками.

Кресло упало. Манек получил сильный удар по голове и слабее — по плечам. Чтобы усмирить Ома и в то же время не навредить ему, Манек схватил его за рубашку и притянул к себе: теперь у того не было возможности махать кулаками. Раздался треск. Карман остался в руке Манека, а в рубашке Ома теперь зияла дыра.

— Негодяй! — завопил Ом, нападая на Манека с новой силой. — Ты порвал мою рубашку.

Громкая возня привлекла внимание Ишвара за швейной машиной, и он вышел на веранду.

— Ой-ой! Что еще вы затеяли, разбойники?

В присутствии Ишвара желание драться у обоих пропало. Ишвару не стоило труда их разнять. Злость осталась только в глазах противников. Мгновение они испепеляли друг друга взглядами, а потом разошлись.

— Он порвал мою рубашку, — воскликнул Ом, глядя на оторванный карман.

— Такое случается, когда дерешься. Но с чего вы сцепились?

— Он порвал мою рубашку, — с болью повторил Ом.

Услышав крики, Дина раньше времени вышла из ванной.

— Поверить не могу, — сказала она, выслушав рассказ Ишвара. — Я думала, это кричат хулиганы на улице. А это вы двое? Что случилось?

— Спросите у него, — пробормотали оба.

— Он порвал мою рубашку, — прибавил Ом. — Вот взгляните. — И показал на оторванный карман.

— Рубашка, рубашка! Это все, что ты можешь сказать? — сердито сказал Ишвар. — Рубашку можно зашить. Почему вы дрались?

— Я не такой богатый, как он. У меня всего две рубашки. И одну он порвал.

Манек бросился в свою комнату, схватил первую попавшуюся рубашку и, вернувшись, швырнул ее Ому. Тот поймал рубашку и кинул обратно. Манек ее не поднял.

— Вы ведете себя как мальчишки, — сказала Дина. — Пойдем, Ишвар-бхай, займемся делом. — Она понимала: лучше оставить их одних, иначе в попытке сохранить лицо им будет труднее помириться.

Манек весь день провел в своей комнате, а Ом торчал на веранде. Сколько ни шутил Ишвар над их кислыми лицами, сколько ни называл «горе-героями», ничего не действовало. Дина расстроилась, что каникулы юношей заканчиваются таким неприятным инцидентом.

— Только взгляните на них, — сказала она. — Похоже, в моем доме свили гнезда две унылые совы. — И Дина состроила печальную гримасу. Однако рассмеялся один Ишвар.

На следующее утро с видом мученика Ом объявил, что хочет продолжить работу.

— На мой взгляд, каникулы затянулись, — сказал он. Манек сделал вид, что ничего не слышал.

Работа у Ома сразу не заладилась, а дальше дела пошли еще хуже.

— Фирма такую работу не примет, — предупредила юношу Дина. — Твое плохое настроение не должно отражаться на шитье.

Как своего рода знак мученичества, Ом продолжал носить порванную рубашку с болтающимся карманом, хотя на ее починку ушло бы меньше десяти минут. За едой он демонстративно не пользовался ножом и вилкой, хотя к этому времени освоил их применение, и ел руками. За столом теперь царило молчание — война сместилась в область звуков. Манек гремел столовыми приборами, даже картофелину разрезал так, словно та была куском гималайского кедра. На это Ом отвечал тем, что шумно облизывал пальцы, чавкал и шлёпал языком и губами. Манек пронзал вилкой мясо, словно гладиатор, бросающийся на льва. Ом же клал мясо на ладонь и поедал, понемногу посасывая его.

Эти экстравагантные представления могли бы быть забавными, если б не причиняли страдания тем, кто, кроме них, сидел за столом. Дина чувствовала себя обманутой: пропала радовавшая ее счастливая семейная атмосфера. За ее столом непрошеным гостем воцарилось уныние.

Спустя две недели после Дивали фейерверки стали громыхать по ночам все реже, а потом совсем прекратились.

— Ну вот, и наступили тишина и покой, — сказал Ишвар, выбрасывая беруши, которые до этого держал рядом с постелью.

Манеку выставили оценки за первый семестр — не самые лучшие, мягко говоря. Всему виной его недобросовестность, сказала Дина.

— Теперь буду следить, чтобы ты сидел за учебниками не меньше двух часов. Каждый вечер после ужина.

— Даже мама не была со мной так строга, — проворчал он.

— Была бы, если б увидела эти отметки.

Настроить Манека на регулярные занятия оказалось не таким уж трудным делом. Он сопротивлялся только для виду: больше делать все равно было нечего. После драки юноши не разговаривали, как ни старался Ишвар их помирить. Он поддержал Дину, когда она уговаривала Манека взяться за ум.

— Только подумай, как будут рады твои родители, — сказал он.

— И дело не только в родителях — учись ради себя, дурачок, — продолжала Дина. — Ты, Ом, тоже послушай. Родятся у тебя дети, обязательно отдай их в школу, а потом и в колледж. Как думаешь, почему я сейчас должна на кого-то работать? Потому что в свое время отказалась учиться. Ничего нет важнее хорошего образования.

— Золотые слова, — согласился Ишвар. — Но почему вы, Дина-бай, отказались учиться?