Рохинтон Мистри - Хрупкое равновесие

— У вас проблемы? Могу я помочь?

Мужчина дотронулся до плеча Ишвара, тем самым остановив его и заставив выслушать.

— Я тут посредник. Моя работа в том, чтобы помогать людям вести дела с правительственными органами. — У мужчины был насморк, и, произнося эти слова, он шмыгал носом.

— Так вы работаете на правительство? — подозрительно спросил Ишвар, указывая на здание, откуда они вышли.

— Вовсе нет. Я работаю на вас и на себя. Помогаю разобраться в том, что трудно понять из правительственных законов. Отсюда и звание — посредник. Свидетельства о рождении, свидетельства о смерти, разрешение на брак, разные пропуска и справки об уплате пошлин — все это я могу устроить. Вы просто говорите, что вам нужно, и я добиваюсь результата. — Мужчина снял очки, улыбнулся исключительно приветливо, но улыбку тут же стерла с его лица оглушительная серия из шести громких чиханий. Портные отпрыгнули, чтобы на них не попали брызги.

— Господин посредник, нам нужна всего лишь продовольственная карточка. А тот тип хочет в обмен на нее отнять наше мужское достоинство. Ничего себе выбор — еда или мужественность.

— Понимаю. Ему надо СПС.

— Да, он так это называл.

— Видите ли, с тех пор как ввели чрезвычайное положение, в департаменте новое правило: каждый чиновник должен уговаривать граждан на стерилизацию. Если он не отработает отведенную ему квоту, повышение ему не светит. Что тут поделаешь, бедняга тоже в ловушке, разве не так?

— Но это несправедливо по отношению к нам!

— Поэтому я сижу здесь. Укажите, какие имена нужно внести в продовольственную карточку — но не более шести, и напишите любой адрес. Это будет стоить всего двести рупий. Сто сейчас, сто — по результату.

— Но у нас нет столько денег.

— Будут деньги, приходите, — сказал посредник. — Я всегда здесь сижу. Пока существует правительство, работа у меня никогда не кончится. — И высморкавшись, мужчина вернулся на свое место.

Избрав короткий путь, предложенный Раджарамом, портные пошли вдоль платформы к исхоженному гравиевому спуску, провожая взглядом отошедший от станции и исчезавший в вечерних сумерках поезд.

— Усталый конь, почуяв стойло, бежит быстрее, — сказал Ишвар, и Ом согласно кивнул.

Они отработали первый день у Дины Далал и теперь, уставшие после десяти часов непрерывного стука швейной машины, шли среди устремленных к домашнему очагу людей и наслаждались вместе с ними этим священным переходом от усталости к надежде. Скоро наступит вечер, и они, позаимствовав у Раджарама примус, приготовят себе ужин. Потом будут строить планы и грезить о прекрасном будущем, пока не придет время снова идти утром на поезд.

Платформа заканчивалась покатым спуском туда, где у рельсов был насыпан гравий. Здесь в длиннющей чугунной ограде один из заостренных пиков, и без того разъеденный коррозией, был окончательно свернут человеческими руками.

Толпа мужчин и женщин медленно просачивалась сквозь зияющее отверстие далеко от выхода, где стояли контролеры. Другие, с резвостью безбилетников, бежали дальше по рельсам, больно раня на насыпи из гравия босые или почти босые ноги. Они бежали между рельсов, прыгая с одной обветшалой шпалы на другую, и только на безопасном расстоянии от станции перемахивали через забор.

Хотя у Ома был билет, душа его рвалась совершить такой же прыжок к свободе. Будь он один, обязательно присоединился бы к ним. Он искоса взглянул на дядю, который был ему больше чем дядя и которого он никогда не смог бы бросить. Торчащие пики забора казались в темноте проржавевшим оружием некой призрачной армии. А безбилетники — древним войском, прорвавшим оборону противника и теперь парящим над пиками, словно ему нет нужды возвращаться на землю.

Неожиданно из темноты материализовался отряд усталых полицейских и окружил толпу у дыры. Несколько полицейских без особого энтузиазма пустились вслед за лихачами, прыгающими через забор. Лишь один инспектор действовал энергично и, размахивая тростью, выкрикивал приказания, приободряя подчиненных.

— Всех перехватить! Живей! Живей! Живей! Никто не должен сбежать! Назад, на платформу, мошенники! Эй, ты! — указал он тростью на одного. — Остановись! Мы покажем вам, как ездить без билетов!

Попытки портных объяснить кому-нибудь, что билеты у них есть, потонули в общем гвалте.

— Послушайте, офицер, мы просто выбрали кратчайший путь, — умоляли они ближайшего полицейского, но их оттеснили вместе с остальными. Контролер укоряющее погрозил пальцем уныло тащившимся мимо пленникам.

Нарушителей запихнули в полицейский грузовик. Самых последних втиснули внутрь с помощью заднего откидного борта.

— Нам конец, — сказал кто-то. — Я слышал, во время чрезвычайного положения, проезд без билета карается недельным тюремным заключением.

Целый час они сидели без движения, обливаясь потом в грузовике, пока инспектор занимался какими-то делами в кассе. Затем грузовик тронулся по дороге от станции, за ним следовал джип инспектора. Через десять минут грузовик остановился на пустыре, и задний борт откинули.

— Вылезай! Все наружу! Быстрей! Быстрей! Быстрей! — кричал инспектор, у которого была явная склонность к утроению, и стегал тростью по шине.

— Мужчины — направо, женщины — налево!

Образовались две группы по шесть рядов в каждой.

— Внимание! Хватайтесь за уши! Валяйте! Хватайтесь! Хватайтесь! Хватайтесь! Чего вы ждете? А теперь сделайте пятьдесят приседаний! Раз! Два! Три! — Инспектор ходил между рядами, наблюдая, чтобы никто не отлынивал, и продолжал считать. Время от времени он резко поворачивался, чтобы проверить, все ли идет, как надо, и, если видел, что кто-то недостаточно низко приседает или отпустил уши, стегал таких тростью.

— …сорок восемь, сорок девять, пятьдесят! Достаточно! И если еще раз попадетесь, я заставлю вас вспомнить своих бабушек. А теперь марш по домам! Расходитесь! Чего вы ждете? По домам! По домам! По домам!

Толпа быстро рассосалась, отпуская шуточки по поводу наказания и самого инспектора.

— Раджарам — глупец, — сказал Ом. — Теперь никогда не буду его слушать. Сказал, что получить продовольственную карточку просто. Идти коротким путем — сэкономить время!

— Да ладно, ничего не случилось! — добродушно сказал Ишвар, хотя заварушка на станции и его сильно напугала. — Смотри, полицейские сократили нам путь, мы почти в поселке.

Портные перешли дорогу и продолжили путь к баракам. Показался знакомый щит, но теперь уже с другим плакатом.

— Что случилось? — сказал Ом. — Куда подевались «Современный хлеб» и «Масло “Амул”»?

Вместо них на щите был портрет премьер-министра с призывами: «Железная воля! Усердный труд! В этом наше спасение!» Именно этот портрет красовался почти на всех городских плакатах. Щеки премьера были того ярко-розового цвета, который любят использовать на киноафишах. Остальные детали портрета несли еще большие погрешности. От взгляда возникал зуд во всем теле, вызывая непреодолимое желание почесаться. Не была достигнута и цель художника — изобразить добрую улыбку, вместо этого на губах премьера застыла презрительная усмешка, в которой было что-то от суровости инструктора по строевой подготовке. А всем знакомая падающая на лоб седая прядь выглядела на черных волосах как помет очень крупной птицы.