Рохинтон Мистри - Хрупкое равновесие

Все мерзкое, что было в общежитии, теперь с новой силой накатило на Манека. Чтобы как-то противостоять этому, он приучил себя к следующему утреннему ритуалу: проснувшись, открывал на секунду глаза и тут же, не отрывая головы от подушки, закрывал их снова, представляя себе горы, легкий туман, пение птиц, топотание собак на крыльце, ощущение утренней прохлады на коже, возбужденную болтовню лангуров, завтрак на кухне, вкус тоста и яичницы. И только когда все его чувства оживали от воспоминания о доме, Манек открывал глаза и вставал с кровати.

В университете набирала силу новая организация «Студенты за демократию», возникшая вскоре после объявления «чрезвычайного положения». Родственная ей группировка «Студенты против фашизма» затыкала рты тем, кто критиковал «чрезвычайное положение» или деятельность новых партий. Угрозы и оскорбления настолько распространились, что стали как бы частью университетской жизни. Присутствие полицейских стало почти постоянным — те помогали поддерживать новый, жесткий порядок.

Двух профессоров, осмелившихся выступить против университетских групп, устанавливающих новый режим, увели сыщики в штатском, обвинив в антиправительственной деятельности, согласно Закону о Внутренней Безопасности. Коллеги не осмелились их защищать, потому что по ЗВБ можно было упрятать человека в тюрьму без суда, и все протестующие скоро сами попадали в застенки. Было безопаснее не ввязываться в такие дела.

Манека волновала судьба Авинаша. Как Президент первоначального Студенческого Союза он был в большой опасности, учитывая существование новых группировок. По ночам он прислушивался к звукам, доносящимся из соседней комнаты. Легкий стук двери, лязг металлического шкафа, свист баллончика со спреем, глухой скрип матраса — все это успокаивало Манека, так как означало, что с другом все в порядке, и его не увезли в тайный каземат.

Манек торопливо переходил из общежития в университет и обратно, не останавливаясь, чтобы не видеть ежедневные спектакли — драки, издевательства и раболепство. Офис университетской газеты был разгромлен, авторов и редакторов избили и отправили паковать пожитки. В стиле газеты стал преобладать легкий юмор и редкие беззлобные шпильки в адрес правительства или университетской администрации, хотя и это могло стать проблемой: правительство теперь само готовило материалы для прессы и делало это идеологически лучше, чем могла сделать студенческая редакция.

Захватив власть, «Студенты за демократию» в новом номере сделали заявление, что отныне газета станет полнее отражать университетскую жизнь. В остальном газета была заполнена правилами поведения для студентов и преподавателей.

Однажды утром занятия отменили, а церемонию поднятия флага устроили в университетском дворике. Члены организации «Студенты против фашизма» насильственно согнали всех на это мероприятие. Президент общества «Студенты за демократию» взял в руки микрофон. Он призвал преподавательский состав выйти вперед, продемонстрировав патриотическое поведение и доказав любовь к стране.

В тот же момент преподаватели, адъюнкт-профессора, профессора и деканы гурьбой двинулись к помосту — неестественность этого массового порыва слишком уж бросалась в глаза. Организаторы пытались как-то их осадить, чтобы действия преподавателей выглядели органичнее. Но ход спектакля поздно было исправлять. Профессорский состав выстроился у стола, как покупатели в магазине. Преподаватели покорно подписывали заявления, в которых говорилось, что они поддерживают премьер-министра, объявленное ею чрезвычайное положение и борьбу с антидемократическими силами, угрожающими стране изнутри.

Вся эта сцена вызвала у Манека не только страх, но и отвращение. А преподавателей было просто жаль. С церемонии те уходили понурыми, с виноватым и несчастным видом.

В этот вечер соседняя комната пустовала. Никаких звуков, говорящих о присутствии в ней Авинаша, не слышалось. Манек не спал всю ночь, тревожась за друга. Может, стоит сообщить администрации, что Авинаш пропал? А что, если он пошел навестить семью или что-то вроде этого? Нет, лучше день-другой повременить.

В столовой Манек постоянно оглядывался, тщетно надеясь увидеть Авинаша. Как бы между прочим, он спросил у кого-то за столом: «А что сейчас поделывает комитет Студенческого союза?»

— Эти ребята сошли со сцены. Ушли в подполье. Им рискованно здесь объявляться.

Ответ успокоил Манека. Теперь он не сомневался, что Авинаш где-то затаился — может, скрывается у родителей в их квартире от фабрики. И скоро вернется — не будет же вечно длиться чрезвычайное положение и разгул хулиганства? Впрочем, Авинаша не так легко и поймать. Это видно по тому, как он играет в шахматы.

Вернувшийся поставщик продуктов словно мстил желудкам студентов за временное изгнание. Вспоминая бунт вегетарианцев, с которого все началось, Манек понимал, что был прав, когда просил Авинаша не вмешиваться, опасаясь, что ни к чему хорошему это не приведет.

Теперь, когда еда стала особенно отвратительной, Манек покупал себе бутерброды или самосу в ларьке неподалеку от университета. Манеку повезло больше, чем большинству студентов: ему присылали кое-какие деньги из дома. Было приятно смотреть, как нарезают помидоры, мажут маслом хлеб, слышать шум печки и шипение масла на сковороде.

Однажды, когда Манек возвращался в общежитие после перекуса на обочине, в коридоре послышался звук, похожий на охотничий рог. Заглянув в игровую комнату, он увидел двух первокурсников с отделения автодорожников, загнанных в угол двенадцатью негодяями. С одного стащили штаны и наклонили над столом для пинг-понга, другому дали в руки пустую бутылку из-под лимонада. Последнему велели показать, что он знает о работе поршня и цилиндра в двигателе внутреннего сгорания. Он отказывался, и тогда ему пригрозили, что в противном случае цилиндром будет он.

Манек в ужасе прокрался в свою комнату. С тех пор после обеда он сразу шел к себе и запирался. Внимательно следил, чтобы в комнате было все необходимое — газета, книга из библиотеки, стакан воды, тогда ему не придется покидать убежище, если шутники снова выйдут на охоту.

Однажды вечером, когда Манек уже надел пижаму, у него вдруг прихватило живот. «Должно быть, из-за самосы с чатни, съеденной в палатке у дороги, — решил Манек. — Не стоило есть — вкус у самосы был какой-то необычный».

Его бросило в дрожь при мысли, в каком жутком состоянии в такой час находится туалет. В коридоре никого не было. Он быстро шел, оглядываясь по сторонам. Но на полпути из чулана выскочили шутники и схватили его. Манек отбивался.

— Отпустите меня! Мне нужно в туалет. Срочно!