Геннадий Николаев - Квартира [рассказы и повесть]

Сергей налил шампанского в два больших фужера полняком. Магда, увидев, сколько он набухал шампанского, расхохоталась до слёз. Сергей наклонился и отпил из своего фужера. Магда, чуть отхлебнув, вспомнила о чём-то, подхватилась и убежала в другую комнату. Она тотчас вышла, держа перед собой блюдечко, на котором несколькими стопками, аккуратно перетянутыми бумажными лентами, лежали деньги.

— Ты говорил про гульбу, — сказала она, подойдя к нему, — а я вспомнила поговорку: кончил дело — гуляй смело. Так что вот: здесь пять раз по сто, бери, сколько надо. К сожалению, не нашлось блюдечка с голубой каёмочкой, — с золотистой. Не обидишься?

Сергей глянул на деньги, на Магду и вздохнул про себя с облегчением, подумав, что ведь самое главное, зачем он тут, уже решено. До этого момента в глубине души у него было как-то вертляво, но теперь, когда Магда сама сразу предложила деньги, он успокоился. Значит, не такая уж и мразь она, как расписывала её Надюха…

Сергей взял три пачки, как и надумал по дороге.

— Всё, спасибо, — сказал он, пряча деньги в карман куртки.

— Хватит? — спросила Магда, покачивая перед ним блюдцем со столь заманчивыми толстенькими пачками.

— Вполне.

Магда небрежно сбросила оставшиеся пачки в бар серванта, сунула туда же блюдце, вернулась на тахту и взяла свой фужер.

— Ну, Серёжа, за твою квартиру! — Она потянулась к нему с шампанским, и они чокнулись.

— Спасибо, Магда! — воскликнул Сергей, тронутый её добротой и щедростью. — За твоё счастье!

Он выпил целый фужер залпом, хотя и не любил шампанское, не считал его вином, предпочитая простую водку.

Магда пила маленькими глотками, не сводя глаз с Сергея. Ему вспомнилось, как кто-то когда-то говорил, кажется ещё в армии, что если женщина пьёт вино и при этом смотрит вам в глаза, то это значит, что она интересуется вами, и вы смело можете идти в атаку. Ему стало смешно: какая атака, когда он только и думает, как бы побыстрее смыться от этого полированного стола с шикарными закусками и непочатой бутылкой коньяку, от этой вальяжно-красивой бабы, наверное жаркой и многоопытной в любви…

Она заметила его усмешку, погрозила ему пальцем:

— Не думай обо мне плохо.

— Да что ты! — Он смутился, как пойманный с поличным начинающий воришка. — С чего ты взяла?

Она рассмеялась — принуждённо, невесело.

— Так, глупости. Странно всё это, не правда ли?

— Что странно?

Она обхватила колено сомкнутыми руками, покачалась с боку на бок, грустно улыбаясь своим мыслям.

— Между прочим, если хочешь уйти, пожалуйста, не стесняйся. — Голос её прозвучал вполне доброжелательно, Сергей не почувствовал в её тоне ни обиды, ни осуждения.

— Нет, нет, — торопливо, может быть, даже слишком торопливо отказался он. — Так что же "странно"? О чём ты?

— О чём? — Она помолчала, отведя взгляд, и вдруг снова подняла на Сергея глаза, мягкие, карие, чистые. — Всё странно, — с печальной улыбкой сказала она. — Коленька в море, ты — здесь. У меня денег куча, у тебя — нет. Мать-врачиху ненавижу, а тёмную свою бабку нежно люблю. Муж-лётчик, правильный-расправильный, дал мне пинка, сына себе оставил, а сын не любит его, хочет ко мне. У меня же всё перегорело, пусто… Дрянь я, авантюристка…

Она рассмеялась, но глаза её оставались печальными, влажно блестели, как бывает, когда смех прорывается сквозь слёзы.

— Чего уж ты себя так?.. Валишь на себя.

— Не валю, Серёженька, не валю.

Она вдруг встрепенулась, взлохматила причёску, хлопнула в ладоши и, показав Сергею на коньяк, объявила:

— Коньяку хочу! Наливай — трахнем!

Сергей, у которого чуть зашумело в голове от шампанского, выпитого натощак, оживился, подхватил её тон:

— Пьём только коньяк! Я, честно говоря, шампанское не признаю. Газировка, и всё.

— Не скажи!

— Газировка!

— А я уже загудела.

Смеясь, болтая, препираясь в шутку, поддразнивая и подталкивая друг друга, они выпили коньяку, смачно, с аппетитом поели, причём Магда дважды добавляла закусок: подрезала сервелата и осетрины.

— Эх, напьюсь сегодня! — сказала она с видом человека, которому теперь всё трын-трава и терять нечего. — Хочешь? Но коньяк противный, от него икаю. Хочешь, шампанским напьёмся? Ты побудешь ещё часок? — Она погрозила ему, ударила себя в грудь кулачком. — Надолго не задержу — не дура… Тошно одной — хоть вой. Уже стихами заговорила баба. Значит, до точки дошла. Коленька-то мой в море, и холодный он, как море. Для себя горячий, для других — лёд. А ты, Серёжка, человек…

Она обвила его шею, тотчас разомкнула руки, но не убрала, оставила на его плечах, стала поглаживать шею, лицо. Он сидел в каком-то безволии, словно в помрачении, чувствуя, как безнадёжно теряет ощущение времени, места, себя. Ему было всё равно, что произойдёт сейчас, он уже не владел собой. Его тело как бы отделилось от него и перешло к ней, а он вроде бы знать ничего не знал и знать не хотел…

Домой он вернулся в половине двенадцатого. Надюха вышла в халате, с заспанным лицом, вялая.

— Что так долго? — спросила она, зевая.

— Да разболталась твоя Магда, коньяком угощала, — стараясь говорить как можно более небрежно, ответил Сергей.

— Коньяком? — равнодушно переспросила Надюха. — А деньги дала?

— Дала, — сказал Сергей, поджав губы.

Надюха посмотрела на него сонно, как-то уныло, и, ничего не сказав, ушла в комнату.

— Есть хочешь? — донёсся её голос.

— Нет, — откликнулся Сергей, в третий раз за нынешний день расшнуровывая ботинки. — Спать хочу.

"Что было — не было, забыто", — пронеслось у него в голове. Он хотел скорее уснуть, чтобы назавтра совсем уверить себя в том, что всё происшедшее у Магды — лишь сон.

Через неделю после уплаты денег Сергей получил ордер на квартиру и извещение о том, что заселение разрешается с десятого июля. Настала пора приятных хлопот: сборы, увязывание вещей, осмотр квартиры, переезд.

Квартира выпала им по жребию на пятом этаже, окнами на юго-запад. Отделана она была, к удивлению Сергея и Надюхи, великолепно. Ровные паркетные полы, аккуратно поклеенные обои приятного зеленоватого цвета и весёлого рисунка, чистая, сверкающая арматура в кухне и ванной, газовая плита без единой царапинки. И двери вовсе не скрипят и не болтаются, как ожидалось, а прикрываются тихо и плотно, без щелей и перекосов. Конечно, не всё было безукоризненно: в кладовке, например, забыли прибить полки — они так и остались стоять, прислонённые к стене; на кухне не оказалось дверной ручки, кое-где не прокрашены были подоконники и плинтусы, но всё это были такие мелочи по сравнению с великолепием новой пустой квартиры" что даже заикаться о них было бы грешно. Один запах нового жилья чего стоил!

Надюха ходила из комнаты в комнату, раздувая от наслаждения ноздри, смеялась, всплёскивая руками, и поглядывала на Сергея счастливыми влажными глазами. Сергей, тоже чуть очумелый от остроты впечатления, обнимал её, гладил по лицу, бормотал: "Вот тебе и квартира…" Надюха сказала, что отец на радостях вдруг расщедрился и отвалил им на обзаведение сто рублей.