Ходжанепес Меляев - Беркуты Каракумов [романы, повести]

— А я буду летчиком, — сказал Назар в первый же вечер. — У меня отец был летчик, и я буду…

— А-а, — согласились ребята, — если отец, тогда конечно…

— А ты кем будешь, Хемра? — спросили Лягушатника.

— Я? Я буду завмагом, — блеснув глазами, сказал Хемра.

— Завмагом? — насмешливо переспросил Назар.

— Да, завмагом, — отвечал Лягушатник.

И с тех пор так и приклеилась к Хемре новая взрослая кличка — Завмаг. А потом эта новая кличка объединилась со старой, и с чьей-то легкой руки стали его звать — Завляг.

И ненависть Хемры к Назару с тех пор удесятерилась. Можно сказать без преувеличения, что месть стала для него чуть ли не главным делом. Как Назару хотелось взлететь в небо, так Хемре хотелось втоптать его в грязь. Но Хемра помнил не только свой позор на берегу реки, он помнил и то, как отец бил его ремнем, приговаривая: «Не умеешь постоять за себя — терпи позор! Не хочешь терпеть позор — должен отомстить за себя…»

Назар проснулся в то утро радостный — вчера сдан последний экзамен, получена еще одна пятерка, завтра выдадут табель, и можно будет ехать домой. Назар прикрыл веки, и перед ним промелькнули берега Амударьи с высокими обрывами и дорогое лицо старого Атабека, его лукавые глаза; почувствовался запах молока и войлока, — показалось, сидит он среди своих на кошме и пьет душистый, крепкий, горячий чай из своей любимой пиалы. Назар знал, что через минуту в комнату войдет дежурный и крикнет, как всегда: «Подъем!» Он уже приготовился вскочить с койки, подобрался всем телом, прислушиваясь. Побудка всегда начиналась с комнаты старшеклассников. Вошел дежурный. Но вместо привычного «Подъем!» Назар услышал: «Украли».

— Украли! Украли! — еще и еще раз раздалось в тишине комнаты, и все повскакивали со своих мест.

— Мама сказала купить большой казан, и купить мыло, и купить сахару, и купить рису, а все украли! — плакал шестиклассник Тельпек. — Пятьдесят рублей украли! Что маме скажу?

Через некоторое время на место происшествия явился директор интерната, выстроил ребят в одну шеренгу и сказал:

— Чужой к вам прийти не мог, это вы сами понимаете. Так что лучше сознаться. Обещаю, что не буду наказывать. Может, кто-то из вас пошутил — это бывает. Но шутка зашла слишком далеко…

Ребята стояли молча, недоуменно и растерянно поглядывая друг на друга. Сколько времени жили вместе, и никогда ничего не пропадало…

— У нас таких нет, — заявил Хемра.

— Конечно, нет! Может, кто-то из другой комнаты? Наши не могли! — дружно поддержали Хемру ребята, глядя на него с благодарностью.

Директор, дождавшись, когда схлынет шум, поднял руку:

— Я тоже уверен, что среди вас нет воров и это просто недоразумение, но где же деньги? — Директор на минуту задумался, а потом предложил: — Если вы не против, давайте сделаем так: сейчас каждый по очереди подходит ко мне, выворачивает карманы и выходит в коридор. А потом поищем уже здесь, в комнате. Выберем из вас троих — и пусть ищут. Я предлагаю: Тельпека, Хемру и Назара. Согласны?

— Согласны! — дружно ответили ребята. Такой поворот дела начинал им нравиться — это было похоже на игру.

Один за другим выворачивали ребята карманы брюк и курток — торопливо, конфузливо, — что и говорить, процедура не из приятных. Директор и подошедшие учителя отводили глаза в сторону, им тоже было не по себе.

Пять радужных бумажек выпали из вывернутого кармана Назаровой куртки. Он побледнел, недоуменно обвел взглядом разлетевшиеся по полу десятирублевки, очумело взглянул на директора. Вылети из карманов Назара по дюжине голубей — удивления не было бы больше.

— Атабеков! — прошептал директор, и его без того длинное лицо вытянулось еще больше. — Как же ты мог, Назар?!

— Я не брал, — чуть слышно выдавил из себя Назар и почувствовал, как горячая кровь прилила к щекам, как побежали по спине ледяные мурашки.

— Я тебе верю, — сказал директор. — Но как это все объяснить?

— Не знаю, — ответил Назар.

Счастливый Тельпек подбирал с пола радужные бумажки. Теперь он привезет домой и казан, и рис, и сахар, и мыло. Какое счастье! Эх и задала бы ему мать трепку!

Мальчишки гудели возмущенно, каждый высказывал свою версию, каждый норовил перебить другого. Только один Хемра молчал, скорбно опустив глаза и поджав губы, показывая всем своим видом, как тяжело, как стыдно ему за позор земляка.

— Ну что ж, Атабеков, — устало сказал директор, — пойдем в учительскую…

Разговор в учительской ничего не дал. Назар продолжал стоять на своем: денег не брал, а как они попали к нему в карман — не знает.

— Брал не брал, но они же у тебя в кармане. Факт есть факт, — приподнимая над низким лбом тяжелые роговые очки, говорил физик, — они у тебя в кармане, Атабеков. Факты — упрямая вещь!

Директор хмуро глянул на физика, и тот, замолчав, поспешил выйти из учительской.

— Я-то тебе верю, Атабеков, — обращаясь к Назару, сказал директор, — и из школы мы тебя не исключим. Но факт есть факт…

Возвращались домой Назар и Хемра вместе, на попутном грузовике. Хемра сам навязался ему в попутчики. Стояли в кузове между бочками с соляркой, подставив лица плотному потоку встречного воздуха. Эх, какое это было бы счастье возвращаться домой с табелем, полным пятерок и четверок… если бы… Если бы не произошло все, что произошло… С тяжелым сердцем ехал домой Назар. А тут еще этот Хемра…

— Не бойся, я никому не скажу в ауле! — отводя глаза в сторону, выкрикнул Хемра, стараясь перекричать шум ветра.

Назар ничего не ответил, только до крови прикусил губу. «Скажет Хемра или нет, какая разница? Все и без него станет известно. Хорошо бы самому сказать… во всяком случае, матери, чтобы хоть она узнала все от меня, а не из чужих уст…»

Хемра торжествовал победу. Если он — Хемра-лягушатник, Завляг, то к Назару теперь приклеится — вор, а это хуже Завляга… куда хуже… Можно считать, что песенка Назара спета, и спел ее он, Хемра!

Старого Атабека не было дома — уехал надолго далеко в Каракумы на отстрел расплодившихся волков, что наносили все более ощутимый урон колхозным отарам.

Выслушав сына, Акгуль всплеснула руками, расплакалась, причитая:

— Такого еще не было в нашем роду! Никогда не было!

— Неужели и ты мне не веришь, мама?! — воскликнул Назар.

— Верю, сынок, верю! Но не все в ауле знают тебя так, как я… Атабек-ага приедет еще не скоро, а мой отец не всегда понимает тебя…

Все это было правдой; действительно, дед по линии матери — старый чабан Меретли — недолюбливал внука, особенно был он недоволен тем, что Назар непочтительно относился к мулле, а однажды (какой позор!) даже забрался к нему в сад… Тогда Атабек еле спас Назара от тяжкой порки, еле отбил у разъяренного Меретли. Но теперь-то Атабек-ага далеко… в песках… в Каракумах…