Светлана Гырылова - Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! [Роман-дилогия]

27.08.1981. Здравствуй, дорогая Гэрэлма моя!

В августе пишу тебе четвертое письмо, опять коплю их. Голова моя забита всевозможными электросхемами, протонами, электронами. Алтан, надежда моей жизни, что же молчишь? Здорова ли ты? Не случилось ли чего? Вчера прочитал в «Комсомолке» о книге Евгения Богата, которую ты мне подарила. Я не знаю даже, о чем тебе писать. Не знаю, что со мною происходит в последнее время, на душе сгусток всей тюремной тоски, хоть скули волком на луну. Последние дни не хотел встречать своего почтальона, думал, что ты сжалишься надо мною, напишешь, приедешь — как будто ты видишь меня, следишь за мною повсюду. Напиши, любишь ли ты меня? Любовь в письмах — это тоже великое счастье, это испытание любви, проверка самого себя, самопознание, достоин ли ты любви такой женщины, как несравненная Алтан Гэрэл?! Основной вопрос моей жизни. Через месяц и десять дней мне стукнет двадцать восемь лет. Господи, хоть бы кто приехал ко мне в этом году!

Мелентий

PS! 28 08.1981. Ужасный день для меня, не знаю, с чего и начать. Хочется все высказать о своей горькой судьбинушке. Администрация всеми силами и способами добивается перекрыть мне кислород, оборвать мою переписку с тобою. Сегодня меня вызвал Громилов и за письмо тебе ночью выписал мне нарушение режима. Я всячески оправдывался, а когда же мне писать, если я после работы, кое-как поужинав, бегом бегу в ПТУ на учебу. Что толку, что я убивался у него? Замполит Пилипенко в отпуске. Идти к начальнику колонии на прием — это равносильно, что напрашиваться в изолятор. «Закон — тайга, медведь — хозяин». Твое письмо, написанное простым карандашом в ответ на мои три письма, Громилов не отдал мне. «Она встала не на ту ногу», — говорит. Обещал твое письмо отправить тебе на работу. Что там написано??? Боже! Как я не хочу, чтобы из-за меня страдала ты. Извини, прости, что я причиняю тебе столько горя. Ты писала простым карандашом, чтобы не обратили особого внимания, а они еще пуще! При всем желании они сумеют порвать нашу переписку: мне не будут отдавать твои письма, а мои не будут отправлять — и все. Громиловщина подошла к самой границе, а мы с тобою стоим над пропастью с разных сторон вслепую. Что будет с нами? Сколько хлопот, забот и переживаний принесло тебе наше знакомство… Сколько неизвестных трудностей ждет впереди??? Но никому не удастся убить мою любовь к тебе, пока я жив. Нет!!! Моя любовь к тебе разжигается огромным костром все ярче, чище, сильнее, выносливее. Забудь о том, что я раньше смел ревновать тебя, мое солнце. О! Какое же большое горе, что мы не в силах быть вместе. Но все эти преграды только усиливают мою любовь, мою самую чистую страсть к тебе. Скажу тебе, Алтан, может, ни один человек на всей земле за все века не любил тебя так пламенно, как я тебя. Ни один философ, ни один психолог ничем не могут измерить всю силу и выносливость моей любви к тебе. Все любящие на белом свете, собранные в одно целое, не наберут такого веса своей любви, каким я люблю тебя — всем смыслом моей жизни, всеми муками тюрьмы. И верен буду я тебе до последнего рокового часа своей смерти. Пусть я — уголовник, убийца в прошлом, но буду тебе самым лучшим мужем на свете, поверь! Какое блаженство и наслаждение я получаю в эти минуты, когда пишу свои лучшие строки любви даже в такой пагубной псарне. С любовью не может сравниться ни одно счастье на земле! Готов написать обо всем этом кровью своего сердца.

Алтан Гэрэл, через цензуру я вынужден в дальней-шсм отправлять всего три письма в месяц, всем по одному— тебе, матери, брату. Крепко обнимаю тебя, Друг и Любовь.

Всегда и весь твой Мелентий

Письмо 67

Среда, 16 сентября 1981 года. Получил от тебя уже третье письмо, а ответы коплю в одно письмо, как капитал. Никак не хочу нарушать режим. Может быть, в октябре еще напишу. Большое ценное письмо получил тоже, все в целости и сохранности. Огромное спасибо. Только не пиши, чтобы я звал свою мать на день рожденья. Она больна, от дома не отходит «скорая помощь», которую ей вызывают соседи. Ведь теперь она живет одна-одинешенька с тех пор, как Юрий укатил в Якутию. Я не смею ее звать на свиданку, пока сама не оклемается и не напросится. Высылать мне ни-че-го-шень-ки не на-до! Я полностью нахожусь на государственном обеспечении: одет, обут и накормлен. На работу ведут — считают, с работы ведут — тоже считают, порою трижды пересчитывают для того, чтобы я только не потерялся. Для тебя я стал, да и был глуп. К тому же я стал некрасив, заработал шрам на весь нос. Сколько я принес тебе хлопот и неприятностей? Сколько времени, сил и денег на меня ты истратила?! Что будет с тобою, Алтан Гэрэл, если мне придется отсидеть все двенадцать лет в этой тюрьме??? Я содрогаюсь от такой мрачной мысли.

Курить я не бросил. Ничего не рисую. Читаю очень редко. В кино не хожу. Иногда смотрю телепередачи: эстрадные зарубежные ансамбли, хоккей, футбол и наших эстрадных артистов.

Уже прохладно, мы с 15 сентября перешли на зимнюю форму одежды.

PS! 30 сентября 1981 года. Здравствуй, моя бедненькая!

Получил от тебя письмо с красивыми открытками. Думал и думал: как я надоел тебе до скуловоротной тошноты желчью, но ты не таишь в себе ни обиды, ни зла ко мне, психомоторному. Благодарен тебе за все. Может, когда-нибудь отольется все на мне, если будем мы с тобою вместе жить? Я решил тебя не отвлекать постоянно от твоих нужд и дел. У меня одна огромная и вечная мечта — это освободиться пусть в 1989 году, лишь бы не было войны. Может, когда-нибудь выдохну из себя весь воздух тюрьмы, которым дышу с 1977 года. Но мне кажется, что на свободе еще долго будет преследовать запах неволи, смрад изоляторов. Мне до сих пор стыдно, что я подвел нас с тобою, разжигая костер, а мог бы предвидеть, чем эти костры окончатся, кто их собою потушит разом. О, сколько я испытал мук, обмана, беспредел, лютую ненависть и угнетение?! Сколько смогу еще вынести? Сколько я краснел перед людьми и богом, но больше краснею перед одной тобою, хотя в моих письмах к тебе не было ни малейшей крохи лжи.

А вот бандероль напрасно мне выслала, рано по сроку. Я же писал, что ничего мне не надобно, а письмо-то это у меня ведь. Но все-таки постараюсь уладить, так как день рождения на носу. В худшем случае жди обратно свою бандероль. Я не замерзну, есть что одеть. В пятницу пойду по телевизору смотреть кинокомедию «Дача»… которой не будет у меня никогда. До свидания, Гэрэлма, береги себя. Не умеешь — научись себя беречь от всех зол.

Мелентий Мелека

Письмо 68

Светоч сердца моего, Алтан Гэрэл!

Сегодня 6 октября 1981 года. Получил от тебя поздравительную телеграмму и бандероль: все беленькое, пушистое, теплое, пропитанное сказочными духами, царское белье и ласка для зэка! Слов у меня нет для похвалы, достойной этого подарка, словно все свалилось с небес для озарения неволи. Как я благодарен тебе!!! Бандероли в тот день выдавал Букис, муж нашей цензорши. Писульку и опись читал очень долго и внимательно, я думал, что спокойно отправит обратно. Сегодня иду в ПТУ сдавать контрольную работу по спецтехнологии, это наш основной предмет. Очень сожалею, что я в последнее время ничем не мог тебя обрадовать. Создали мне здесь райскую атмосферу с перепискою. Пишу всего три письма в месяц. Господи, если не писать письма — можно ведь удавиться! Прочитал «Пик удачи» Юрия Нагибина, которого ты называешь «специалистом по гениям». Вижу, что-то темно-бархатистое выпало из книги, смотрю — бабочка засушенная. Из Москвы она прилетела… с гениями!