Светлана Гырылова - Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! [Роман-дилогия]

Но само солнце смеялось над сизыми фонарями.

Изгой страшен для людей, и нет ему никакой пощады.

«В бочке вырос, через затычку кормлен».

Самое худшее — это родиться дочерью маленького народа, скрученного в бараний рог в империи проклятой Бюрократии!

Живу под вечным тройным изгойством — не спасет меня сам царь небесный!

«Национальный энтузиазм — великая колыбель гения», — эти золотые слова написал американский поэт Генри Теодор Такерман.

О, дай мне, бурхан, колыбель!

Спусти с неба на золотой веревке обитую бархатом зыбку сирой и строптивой бурятке, выпадающей из Лимита в черную дыру!

Над земным шаром завис лимит на кислород.

Вселенская астма душит всех нас.

Слышите космический набатный звон из озонной дыры?!

Лимит завелся под хвостом Регресса и душит горло земное.

Шарль Бодлер

Письмо 70

Плевок кипятком

Бесценный друг мой, Алтан Гэрэл!

Пишу тебе в День горького тридцатилетия. Сегодня неделя, как лежу колода колодой с высокою температурою, обложенный холмами двуглавых фурункулов: один подлый, самый коварный засел внутри правого уха и огнем печет голову, кажется, что она взорвется, другой почти из пупа вытекает, срамные чирьи горят в паху… Надо ж такое, нарочно не придумаешь!!! Словно живьем жарят меня на углях…

С горем пополам пытаюсь дочитать роман «Спартак», но увы! «Комар парню ногу отдавил» — пишу тебе лежмя лежа. Чтение в такой лихорадке одно мучение, а сны — сплошные кошмары, прямо на меня падают башенные краны. Сердце прыгает от сверлящей боли, буксует в мандраже, словно хочет оно выстрельнуть из груди. Ты помнишь, Алтан, как у тебя 1 июля 1980 года, в жару начала нашей переписки, обуглились и стреляли из кастрюли черные яйца? Точно так и сгорело, наверно, мое сердце, почернело, как уголь, и стреляет в агонии. Но сколько бы на меня ни падали башенные краны во сне, они не задевали меня…

Самое страшное, нынче ночью я вновь бредил Алисою:

Алиса встала из гроба и в желтом саване пришла в тюрьму, чтобы учинить самосуд надо мною. Из груди ее торчала кровавая рукоятка ножа…

— Ежкин кот! Никто не смог вытащить нож из груди, у всех руки трясутся и врет приговор: «нож уничтожить»!

— Святой убийца Мелентий! Рука у тебя не дрогнула проткнуть насквозь мое гнилое сердце. Но Емченко ты не убил, пощадил, чтобы бык лизался с Зосею-Нечесою, завившей хвост. А сам ты полюбил другую. Нашел в тюрьме звезду Востока. Одну меня черви съели вместе с кухонным ножом — остался протокол! — и, задыхаясь от гнева, белая от неистовой ярости ведьма принародно плюнула мне в глаза кипятком! И я ослеп, слышу во тьме жуткий, сумасшедший хохот Алисы.

Уж лучше быть расстрелянным сразу, чем всю жизнь мучиться и бредить виною!

Семь лет несу заслуженную кару во сне и наяву.

Буду ли я когда-нибудь помилован?!

7 октября 1983 года в день своего тридцатилетия получил я плевок кипятком! Но я не ослеп, вижу, вижу, натурально вижу огромный фурункул в сердце своем.

Мелентий Мелека

Письмо 71

Солнце жизни моей — Алтан Гэрэл!

Сегодня 7 октября 1984 года, воскресенье… Слава богу, жив, здоров и прожил тридцать один год. Работаю я все на стройке, за этот срок стал строителем-асом, а сидеть мне еще, ох, как много, но пробивать железные стены у нас с тобою нет ни сил, ни здоровья. Тем более ты и поныне барахтаешься в лимитном тупике, чуть не умерла от операции — и с тех пор я боюсь звать тебя на свиданку, не писал и о любви своей неубывающей, зрелой. Когда ты в прошлом году голодала, уволенная с работы воспитателя за эпиграммы, у меня на лицевом счету не оказалось и 200 рублей, чтобы тебе помочь, вот и посуди сама, о чем я мог писать тебе без конца? Я жил памятью о тебе, которую подал мне сам бог в лице всемирного милосердия, любил тебя, как дочерей своих, которых не вижу годами, сердце мое истекало кровью от постоянной боли… В этом году не учусь в ПТУ, почти все специальности я приобрел и решил нынче отдохнуть. Мы с Иванкою всю библиотеку зоны перечитали заново, а новых шедевров, увы, нет. Начал немного рисовать, нарисовал портреты дочерей на ватмане, два автопортрета через зеркало со шрамом на носу… но не хватает мне взгляда со стороны, твоего взгляда на меня. Алтан Гэрэл, поверь, за один твой взгляд я отдал бы полжизни. У тебя изменился почерк. Я пишу тебе золотым пером, дорогою ручкою «Олимпиа-да-80», покупал ее, когда еще не платил алименты, но перо уже ломается, едва держится, поэтому кроме тебя никому этою ручкою не пишу. Знаешь, у меня накопился целый чемодан писем и открыток, хранится в каптерке, так я разбогател. Мать моя держится, каждое лето собирается привезти мне обеих дочек, но они живут порознь: Неллечка с бабушкою в Липецкой области, Аленушка с матерью где-то под Киевом. Брат Юрий женился в Якутии на якуточке или на якутяночке? а сейчас он служит в армии в г. Чите. Жена его — Саргалана живет у нашей матушки. С 1982 года у меня нет ни одного нарушения, все давным-давно были сняты. По-прежнему занимаюсь спортом, тренируюсь с железками. Нынче мы сообща застолбили бравую волейбольную площадку, натянули сетку и вечерами постоянно играли в волейбол возле своего отряда.

Алтан Гэрэл, о тебе все помнят в зоне, а начальник Николай Кизилов передает привет. Еще бы! Твои письма сотрясали всю тюрьму. Разве теперь мы с тобою выдохлись, исписались??? А что, если я при первой же возможности выйду на бесконвойное передвижение? Но на расконвойку выпускают тоже через комиссии. Все равно я неустанно мечтаю стать бесконвойником,как тот малыш коми в анекдоте… Разве смогу сразу все уписать? О, как мне хочется научиться читать твои мысли и чувства на расстоянии!

Целую твои босые ноги, целую их бесконечно. Мелентий

Письмо 72

Горизонты зубов

Святой светоч души и сердца моего — Вечная моя Алтан Гэрэл!

7 октября 1985 года, понедельник, сегодня мне исполнилось тридцать два года. Как всегда за неделю вперед, получил твою телеграмму, затем книжную бандероль. Кланяюсь тебе в ноги до самой земли, что меня не забываешь, Алтан Гэрэл, тебя же я не забуду до последнего проблеска сознания.

Ты помнишь нашего библиотекаря Иванку — Мифа? Так он 15 мая сего года переведен на поселение в деревню Сыня, где и станция Сыня в 120 километрах от Чикшино в сторону Воркуты. Сейчас Иван Чумордан везет почту, зав. почтой. Вот так! А лет ему тридцать пять. Эх, сколько афоризмов он мне подарил! Когда у меня нынче невыносимо болели зубы, Иван подарил строку В. Шекспира для смягчения зубной боли: