Светлана Гырылова - Босая в зеркале. Помилуйте посмертно! [Роман-дилогия]

«Какой философ зубную боль переносил спокойно?»

Я с детства ужасно мучился с зубами. Один раз даже плоскогубцами раздавил коренной зуб, промаявшись ночь без сна. Лет мне было пятнадцать. Недавно вырвал коренной зуб, три попытки делал, но нитка не выдержала, хотя была капроновая. Но все равно добился своего — скрутил втрое и с треском вырвал! Оказалось, что корень одной стороною полностью прирос к челюсти, даже кусочек челюсти отломился и вылетел! Зубы у меня изрядно поредели. Зубная паста в зоне по-прежнему дефицит. Выжили у меня из коренных только зубы мудрости. Два моста нужно ставить, иначе останусь без единого зуба. Вот такие горизонты зубов маячат вдали.

Терять зубы не так страшно, взамен вырастают у меня зубы мудрости. Алтан Гэрэл, ты помнишь моего лучшего друга — Силантия Шишкина? Того, который коллекционирует розы, ему ты присылала черные розы-открытки. Мы с ним сидим вместе девятый год подряд, у него статья нельготная, должны его освободить в 1986 году. Заболел он сначала воспалением легких, потом подозревали туберкулез, затем его муки кончились страшною операцией — вырезали Силантию левое легкое… Боже мой! Как я переживал, слов нет, но друг мой выжил, осталось ему 11 месяцев сидеть.

Алтан Гэрэл, я тут шучу о горизонтах зубов, если бы ты знала, сколько грешных косточек зэков гниют по Северу!

От большого срока и морозов больше всех страдают пожилые люди, ведь многие из них не доживают до освобождения.

Дочери мои украдкою от матери пишут мне письма. Прошлою зимою я сильно отморозил руки и пальцы посинели, но пока не инвалид, не калека, не болен вроде, нужны мне теплые, меховые рукавицы.

Так и мои двенадцать лет — как в сказке — чем дальше, тем страшней. Господи, может, хоть посмертно помилуют меня ради детей моих, ради всего святого, ради твоей святой жертвы, Алтан Гэрэл!

Навеки преданный тебе Мелентий Мелека

Письмо 73

Здравствуй, мировая душа!

Как горько мне, что в самый светлый день твоего рожденья — к 16 января 1986 года не о чем писать, нечего подарить тебе, богоравной для меня женщине, которой я недостоин…

Да о чем мне писать? О новых и новых снегопадах, коими завален Север до макушки? Мне здесь в лесу и побриться даже некогда. Может быть, скоро… через год, через два выберусь живым и сам расскажу тебе страшную Сказку 4381 ночи «тюремного героизма», который я не в силах описать отмороженными синими пальцами…

Алтан, мировая душа! Услышь мой последний зов, услышь же последний вопль кровавой глотки и приди ко мне! Вновь я посылаю к тебе великого святого мученика-Джордано Бруно 1 января 1986 года, в среду.

ИВАН БУНИН

ДЖОРДАНО БРУНО

ТЕЛЕГРАММА

169640

Чикшино Печорского Коми

5 отряд

МЕЛЕКА МЕЛЕНТИЮ СЕМЕНОВИЧУ

Вручить 7 октября 1986

Бланк праздничный

ДОРОГОЙ МЕЛЕНТИЙ

ТРЕПЕЩУ ПОЗДРАВЛЯЯ ТЕБЯ ВОЗРАСТОМ ИИСУСА ХРИСТА КАК Я ЛЮБЛЮ ВСЕ ВЫСШЕЕ В ТЕБЕ ЖЕНСКИМ ВЕЩИМ СЕРДЦЕМ ПОКУДА БОГАТЫ МЫ ДУХОМ НИ жизнь НИ ЛЮБОВЬ НЕ УБУДЕТ

8 СЕНТЯБРЯ ЗАЕЗЖАЛ СИЛАНТИЙ ДОБРЫМИ ВЕСТЯМИ РАДА ТЫ БЕСКОНВОЙНИК МАТЬ ПРИВЕЗЛА ТЕБЕ ДОЧЕРЕЙ

НЕЖНО ЦЕЛУЮ ТЕБЯ ТРИДЦАТЬ ТРИ РАЗА ТВОЯ АЛТАН ГЭРЭЛ

Письмо 74

1 апреля 1987 года, среда, прошло ровно десять лет, как я совершил непоправимое злодеяние, стал прокаженным убийцею.

А сны мои совершенствуются.

Теперь мне снится один и тот же вещий грозный сон.

Взыгравшиеся космические силы: страшные наводнения, землетрясения, пожары, ураганы, вулканы и магнитные бури должны уничтожить все тюрьмы на земле.

Мы готовы к смерти в любой час, помылись, оделись в чистое, позобали рис с маслом.

Прапорщик Хвостососов навеселе вернул мне «Записки следователя» — вот последняя радость в этой жизни блеснула, чего я не ожидал.

Тюремщики тоже навели ослепительный блеск, дефицитным техническим спиртом, что лакают украдкою, почистили пуговицы, бляхи, оружие, автоматы АКМС с разрывными пулями.

Пробил общий роковой час. Ведь мы связаны с родною гадиловкою пуповиною. Она — наша тюремная мать-проститутка, но что менты видели кроме нас, отходов общества с «жемчугами»? Ведь зэки освобождаются, а тюремщики остаются. Бедные люди. У нас перед всеобщей гибелью нет вражды к ним, кому мы обязаны содержанием в стойле, в свино-псарне нашей, воспитанием, учебою — словом, жизнью. И даже запахом счастия. Ведь исчадия ада плачут-рыдают над осколками золотого блюдца, разбитого в бреду жизненного угара-перегара.