Евгений Белянкин - Танец любви

— Мы тоже в хороших домах бывали и знаем, почему одни наверху, а другие внизу. Махмуда просто так, ни за что ни про что, не проведешь. Он — крученный…

В пограничном институте, куда после суворовского попали Димка и Глеб, Сухомлинов сразу вознесся в «замки». Но это длилось недолго. Глеб сам попросился хотя бы в командиры отделения, как это было в суворовском. Командир дивизиона майор Теряев неохотно отпустил его, посчитав, правда, что доводы (не справляется с учебой) резонные.

У майора Теряева так было заведено: уж кто-кто, а «замок» должен быть отличником…

Глеб стал командиром отделения, и снова Димка Разин дулся на него, когда тот поступал с ним не по-дружески.

…После Нового года дни летели в экзаменах так быстро, что ребята опомнились лишь тогда, когда пришел зимний отпуск.

Второго февраля по старому обычаю суворовцы пошли в училище. Здесь — большая тусовка. Вчерашние суворовцы, став на год старше, еще жили ностальгией по своей «кадетке».

Разин звонил домой Вербицкой, так как хотел притащить в суворовское и Машу, но Саня Вербицкий, услышав в трубке его голос, хамски оборвал:

— Разин — ты кадет или бабник?

— Да веселее будет… — смутился Димка.

Вербицкий сморозил еще что-то, и Димка заткнулся.

Сухомлинова под рукой не было, и Разин в одиночестве поперся в училище.

Возле КПП уже топтались ребята, хватая и тиская друг друга.

Кто-то в азарте крикнул:

— Даешь Разина!

Не успел Димка что-либо сообразить, как его сцапали и весело подбросили над толпой.

— Пограничникам гип-гип! Физкульт — ура!

Потом подбрасывали Тараса Парамонова, еще кого-то… Правда, Пашку Скобелева не подбросишь, грузен стал, как ломовая лошадь. А к красавчику Карсавину, великолепно глядящемуся в курсантской форме, не подскочишь: от него разило не только дорогими парижскими духами, но и той холодностью, которая всегда была свойственна людям высших сфер… Никто с ним связываться не хотел.

Вскоре гурьба ворвалась в распахнутые ворота. Свою «роту» брали штурмом, испугав молоденьких суворовцев. Рассевшись в классе, почувствовав себя, как прежде, хозяевами положения, начали разговоры… Кто где? Почем там фунт изюма?

Больше всех «тащились», выпятив бычьи груди, мосвоковцы. Их было больше и по числу, и по накачке. Треп был отменный… Не то что там какая-то гуманитарная Академия, или теперешний Военный университет!

Но вскоре «такое знакомство» надоело и все перешли на воспоминания…

— А помнишь, как…

— Да, хватко было!

— А помнишь, как…

Димка мучился. До сих пор не было Сухомлинова, и Разин, плохо слушая ребятню, гадал: где же он мог так запоздниться? Почему так ловко крутил по телефону Саня Вербицкий. Неужто Маша ушла с Глебом и, конечно, без него…

Ему сразу стало тоскливо… И все эти посиделки побледнели. Он первым выкрикнул:

— Айда прошвырнемся по кадетскому проспекту.

Все зашумели. Предложение понравилось, и курсанты, окруженные смельчаками-суворовцами, высыпали на улицу.

Шел снежок. Кое-кто из суворовцев чистил территорию. У них вырвали лопаты. Началась толкотня, полетели снежки…

Димка искал Вербицкого. Только сейчас до него дошло, что Саня тоже отсутствовал.

— У, сачки! — заорал Разин.

— Ты что? — Тарасик Парамонов, вытаращив глаза, странно смотрел на Димку. — Выпить не выпил, а уже повело.

Впрочем, кто-то уже «соображал». Но это было дело личное, и ребята стали разбиваться на кучки, на пары. И Димка понял, что остается в одиночестве. Причем это одиночество он выбрал сам: без Глеба ему стало тоскливо, и потому кадетское веселье было не то.

Он и раньше ловил себя на мысли: что же он будет делать, когда судьба разведет их с Глебом. Но тут же отмахивался: «Не разведет нас жизнь! Куда Глебу без меня!»

От последней мысли Димка повеселел и толкнул в плечо Пашку Скобелева. Тот скосил глаза:

— Ты что! Моча ударила в голову?

— Хочу чего-то такого. Чтобы второе февраля запомнилось.

Перед Разиным стоял Карсавин. Стройный, упитанный и такой же «вылизанный», как в суворовском. Он надменно пробежал взглядом по Димке.

— Как сказала бы Анфиса Рублева — хочу напиться… и отдаться!

Разин поморщился. Он хотел было сказать Карсавину что-нибудь гадкое, наверняка был бы скандал, но спасли зашумевшие ребята:

— Айда к прапорщику Соловей — птица нелетная…

— Да он же гордость роты!

Все гурьбой потащились искать прапорщика. И только Серега Карсавин, фыркнув, пошел ловить приключения, прихватив с собой кое-кого…

Прапорщика не было на месте. Тогда появился новый клич: искать литератора, капитана Колесникова! И тут Димка вдруг увидел Глеба Сухомлинова и идущего с ним рядом, оживленно разговаривающего Вербицкого.

Оказывается, они на КПП встретили подполковника Орлова, который чуть не зарубил Вербицкому журфак.

История перед выпуском нашумевшая… Дежурный по училищу, подполковник Орлов, застал Вербицкого и еще одного суворовца в столовой, в то время как рота уже поужинала.

— В чем дело, товарищи суворовцы? — пробасил дежурный по училищу.

Вербицкий даже не встал, но другой суворовец вскочил и молча стоял навытяжку.

Саня лишь прогнусавил:

— Дело в том, товарищ подполковник, что немного припоздали…

Подполковник Орлов взорвался:

— Товарищ суворовец, будьте любезны встать, когда с вами разговаривает офицер, к тому же дежурный по училищу. Почему, я спрашиваю, вы на ужине не с ротой…

Вербицкий неохотно встал.

— Я же сказал, припоздали немного… Из чего, товарищ подполковник, сыр-бор-то…

— Вы, молодой человек, кажется в журналистику навострились. Боюсь, что у вас это не получится. Я завтра утром обо всем доложу генералу.

Суворовец, спутник Вербицкого, ходил потом к дежурному по училищу и извинялся. Подполковник даже удивился.

— У меня к вам претензий нет. А вот Вербицкий… зарвался!

На просьбы ребят пойти и извиниться, Вербицкий лишь ухмылялся.

— Тоже кочка на ровном месте! Придрался, а я пойду унижаться перед ним. Фигу!

Подполковник Орлов доложил генералу. Тот, естественно, возмутился и на утреннем разводе резко бросил:

— Все. Ворота на журфак ему закрыты.

Вербицкий переживал, но набрав в рот воды молчал. Отец его ходил к генералу, а тот только развел руками.

В роте решили: судьба-индейка, и это перед выпуском. Каково же было удивление, когда в самую-самую последнюю минуту, когда Саня получал направление на учебу, в строчке «куда» жирными буквами было написано: «военный факультет журналистики».

От неожиданности у Вербицкого брызнули слезы.

…И вот подполковник Орлов, увидев как-то Вербицкого, язвительно заметил:

— МосВОКУ?

— Да нет, товарищ подполковник, журфак. Господь справедлив.