Бурхан Сёнмез - Стамбул Стамбул

Осенний ветерок, залетавший в комнату сквозь щели в окне, намекал, что вскоре нужда в такой справедливости возрастет. Что они будут делать, когда настанет стамбульская зима и промозглый холод начнет пробирать до костей? Будет ли им чем топить печку? Сквозь дырки в чулках Серпиль виднелись ее пальчики. Наверное, сейчас бабушка вяжет ей чулки, а потом возьмется за теплый свитер. Обе они, и бабушка, и внучка, были совсем худые. Пальцы тонкие, лица бледные. Было понятно, что живут они вдвоем: никакого другого места для сна, кроме тахты, в комнате не было.

– Мне пора, – объявил я.

Бабушка взяла меня за руку:

– Нет, так не годится, ты еще не выпил чаю, не поужинал. Серпиль, золотце, у тебя ведь больше заданий не осталось? Налей нам чаю. И принеси дяде Юсуфу поесть.

– У меня еще есть одно задание, бабушка. Мне нужно выучить стихотворение.

– Какое?

– «Моя родина краше рая».

– Краше рая? – рассмеялась бабушка.

Я встал с тахты:

– Пусть Серпиль учит, а я чая налью.

– Вот спасибо, сынок! Там еще есть хлеб и оливки. Поешь с чаем.

– Спасибо, но я сыт, поужинал незадолго до того, как к вам идти.

Серпиль уселась на одеяла и открыла книжку со стихотворением.

Я налил чаю, размешал сахар.

Бабушка положила вязанье на колени и взяла горячую кружку обеими руками.

– Я научилась вязать, когда мне было столько же лет, сколько сейчас Серпиль. Тогда я еще не лишилась зрения. Наша деревня стояла на другом конце света. Времен года у нас там было два: летом я работала в поле, а зимой вязала. Тогда я думала, что весь свой век проведу в поле, а сейчас вот зарабатываю на жизнь тем, что вяжу свитера и продаю их. Соседи помогают – рассказывают обо мне знакомым. Иногда я и сама спускаюсь на набережную и торгую там. Но на свитерах разве много заработаешь? Девочке нужно гораздо больше.

– Не только девочке, но и вам тоже.

Бабушка поставила кружку на подоконник и наклонилась ко мне:

– Я тебе задам один вопрос. Интересно, найдешь ли ты ответ?

– О чем?

– Не о чем, а о ком. О Серпиль.

Я недоуменно посмотрел на бабушку.

– Это простой вопрос, – улыбнулась она. – Серпиль – дочка моей дочери и одновременно сестра моего мужа. Как такое может быть?

«Ну и вопрос», – подумал я.

– Похоже на загадку.

– Я задаю Ясемин такие вопросы, но с ответом не тороплю, позволяю подумать до следующей встречи – чтобы у нее был лишний повод прийти. Сможешь найти ответ?

– Сомневаюсь. Трудный вопрос.

– Это хорошо. Тебе я тоже дам срок. Иди куда хочешь, но береги себя и возвращайся живым и здоровым. Я буду ждать от тебя отгадки.

– Не волнуйтесь, вернусь и на вопрос отвечу, – заверил я, стараясь, чтобы мой голос звучал весело.

Бабушка выпрямилась и потерла пальцами глаза:

– Знаешь, Юсуф, я скучаю по своим мечтам тех лет, когда еще могла видеть. На деревенских свадьбах я, глядя на невест, представляла себе, что они – горные пери. Какие у них были гордые шеи! А полные груди трепетали от дыхания, словно птицы. Я мечтала, что, когда вырасту, буду похожа на этих красавиц, но еще до того, как я созрела, жизнь моя изменилась. Наступило такое лето, когда день за днем в нашей деревне дул пахнущий гнилью ветер. Посевы погибли. Пастухи находили утонувших в реке оленей, упавших с обрыва волков. Даже подобные султанам неба ширококрылые орлы стали падать на землю. Болезнь, ослеплявшая животных, добралась и до детей. У многих моих друзей начинали болеть глаза, и они в ту же ночь умирали. Зазвучали причитания плакальщиц. Мне повезло, я ослепла, но осталась жива. Как горько я рыдала! А плакальщицы всё причитали. Это из-за того ваша деревня проклята, говорили они, что вы ставили ловушки на малых оленят, стреляли в волчат. Знакома ли тебе такая сказка, Юсуф? Был на свете город, где жили одни слепые – все дети слепыми рождались. И вот однажды родился зрячий, стал смотреть по сторонам. Слепые перепугались, как бы другие дети не заразились такой опасной болезнью, и убили того ребенка, а труп сожгли. Я все думаю о Стамбуле. Чего заслуживает город, настолько исполненный пороков? Какое проклятие падет на него? Или оно уже пало и мы испытываем последствия? Зрячих здесь линчуют. Ты мечтатель, сынок, тебя тоже линчуют. – Бабушка говорила все медленнее и тише, словно засыпала, даже не говорила, а бормотала себе под нос: – И Ясемин, красавицу с гордой шеей и трепещущей, как птица, грудью, тоже…

Я посмотрел на улицу. Из окна была видна калитка нашего садика. Можно следить за тем, кто приходит в геджеконду Ясемин, кто уходит. Но кто будет следить – слепая бабушка? Уже совсем стемнело, Ясемин не вернулась и теперь уже не вернется.

Издалека долетали звуки корабельных сирен и крики чаек. Звезды наплывали на город с востока, точно облако пыли. Небо казалось влажным, будто подернулось пленкой воды. Может быть, за горизонтом было еще больше звезд, но им уже не хватило места. Небо выглядело одновременно бесконечным и убористым – словно могло при необходимости уместиться в стеклянный колпак фонаря. И не поймешь, где кончаются звезды и начинаются городские огни.

Бабушка снова наклонилась ко мне, взяла за руку и вложила в мою ладонь свернутый листок бумаги.

С любопытством развернув его, я прочел записку, всего несколько слов: «За домом следят. Серая точка. Завтра. 15. Забудь сережки».

Сережки?

Бабушка поднесла руку к груди и достала из лифчика янтарную сережку. Пару той, что я починил.

– Ясемин приходила? – взволновался я.

– Я слепая, откуда мне знать, – уклончиво ответила бабушка. – За домом есть тропинка, Серпиль тебе покажет. Никто не увидит, как ты отсюда уйдешь.

Я перечитал записку. У нас был свой набор условных знаков и предосторожностей. Места встречи мы обозначали цветами. Серая точка – это автобусная остановка напротив библиотеки Стамбульского университета. Встречи происходили на час раньше указанного, то есть я должен был прийти на остановку к 14:00. Приложив свою сережку, Ясемин тем самым подтвердила, что записка действительно от нее. Приказ «Забудь сережки!» был строг, как вбитый в стену гвоздь. У меня с собой не должно быть ничего, имеющего отношение к другим людям.

Я поцеловал бабушкину руку:

– У нас дома растут пеларгонии. Я оставлю ключ, вы польете?

– Не беспокойся, сынок, ключ у нас есть.

Бабушка снова взялась за вязанье, спицы взлетали и падали, словно птичьи крылья. Когда я уходил, она крикнула мне вслед:

– Не забудь про мою загадку! Буду ждать тебя с ответом!

На улице в лицо мне ударил резкий ветер. Я поплотнее обмотал шею шарфом и вслед за Серпиль нырнул в темноту. Тропинка извивалась по склону, кое-где раздваиваясь. По обе ее стороны росли кусты. Чужаку недолго и заблудиться в этом лабиринте. Становилось все темнее, собачий лай внизу отдалялся. Потом подъем кончился, кусты расступились, и мы оказались на чьем-то огороде. Дальше я должен был идти один.