Владимир Набоков - Лаура и ее оригинал [litres]

Одна миленькая японка, которая слушала русские и французские курсы по той причине, что ее отчим был наполовину француз, наполовину русский, научила Флору покрывать левую руку вплоть до лучевой артерии (одно из нежнейших и обольстительнейших ее местечек) мельчайшими письменами так называемого «волшебного» шрифта, со сведениями об именах, датах и понятиях. Французским обе плутовки владели лучше русского, но зато возможные русские вопросы можно было собрать как бы в банальный букет вероятий: Какого рода фольклор предшествовал появлению поэзии на Руси? Разскажите о Лом. и Держ.; перескажите своими словами письмо Т. к Е. О.; о чем сокрушался, говоря о температуре своих рук, доктор И. И-ча перед тем как приступить к [] больного? [25] Из «Смерти Ивана Ильича» Толстого. Вместо вероятного здесь слова «осмотру» автором оставлен пробел, который, как и в других таких случаях, в этом издании заключается в квадратные скобки [] – в отличие от многоточия в скобках […], обозначающего логический перерыв между фрагментами текста. – вот каковых познаний требовал профессор русской словесности (неухоженного вида человек, которому его предмет наскучил до смерти). Что же касается дамы, преподававшей французскую литературу, то ей довольно было знания имен современных французских писателей, список которых вызывал гораздо более ощутимую щекотку на Флориной ладони. Особенно запомнилась горстка взаимосцепленных имен, поместившаяся на мякоти большого пальца: Мальро, Мишима, Мишо, Монтерлан, Мориак, Моруа и Моран [26] В рукописи имена идут в другом, но тоже алфавитном порядке, следуя французскому правописанию. . Поражает тут не аллитерация (шутка манерной азбуки); не то, что в список затесался иностранный исполнитель [27] Юкио Мишима, псевдоним японского писателя Кимитаке Хираока (1925–1970), убившего себя ритуальным способом «сэпукку» (хара кири). Набоков, по-видимому, узнал о философской подоплеке этого поступка из статьи Роджера Скрутона. (шутка шаловливой японочки, переплетавшей руки и ноги кренделем, когда Флора принимала у себя своих подружек-лесбиянок); и даже не то, что почти все эти писатели до остолбенения посредственны с профессиональной точки зрения (причем первый в списке из них худший); а поражает то, что они считались «представителями эпохи» и что таким représentants сходила с рук самая что ни на есть дрянная техника письма, лишь бы они были «представителями своего времени».

Г-жа Ланская скончалась в день, когда ее дочь кончила курс в Саттоновском колледже. Незадолго перед тем одна бывшая студентка, вдова какого-то шаха, преподнесла колледжу в дар новый фонтан. Вообще говоря, если речь идет о женщине с артистической известностью, то в транслитерации ее русской фамильи следует прилежно сохранять женское окончание (например, -ая вместо мужеского -ий или -ой [28] В прочих же случаях (т. е. если женщина не актриса или танцовщица и т. п.) по-английски было принято сохранять окончание мужеского рода, по фамильи отца или мужа, на чем Набоков всегда настаивал в переводах: Anna Pavlova, но Anna Karenin. В противном случае несведущий в русских родовых окончаниях читатель вынужден заключить, что отца Татьяны звали – «мистер Ларина», мужа Бетси – «князь Тверская» и т. д. ). Поэтому пускай она здесь будет Lanskaya [29] У Набокова в рукописи тут стоит Landskaya – может быть, ради более наглядной анаграмматики и созвучия с фамильей мужа (Линд – Ланд). – тут и land (земля), и sky (небо), и печальное эхо ее танцевального имени. Ушло немало времени на то, чтобы установить фонтан строго вертикально, а поначалу выходили одни только судорожные извержения через неравные промежутки времени. Потентат сохранял потенцию несуразно долго, до восьмидесятилетнего возраста. День выдался очень жаркий, с синевой, слегка подернутой флером. В толпе несколько фотографов переходили с места на место с безразличием призраков, делавших призрачное свое дело. И конечно, никаким земным резоном не объяснить, отчего этот пассаж ритмом своим напоминает другой роман, «Моя Лаура» [30] По-английски «Laura» произносится как «Лора» и таким образом полностью рифмуется с «Флорой». , в котором мать выведена как вымышленная киноактриса под именем «Майя Уманская».

Как бы то ни было, она вдруг упала на траву лужайки в разгар живописной церемонии. Это событие было увековечено на замечательном снимке, помещенном в «Архиве». На нем Флора запоздало стоит на коленях, пытаясь нащупать отсутствующий пульс матери; на нем можно видеть и мужчину колоссальной тучности и известности, который тогда был еще с Флорой незнаком: он стоит сразу за ней, с обнаженной и склоненной головой, и смотрит на ее ноги, белеющие из-под черной мантии, и на белокурые волосы под плоской академической четвероуголкой.

Д-р Филипп Вайльд был блестящий невролог, выдающийся профессор и человек весьма и весьма состоятельный; одного только ему недоставало – привлекательной наружности. Однако непомерная его толщина недолго поражала всякого, кто видел, как он семенит к кафедре на своих несообразно маленьких ножках, и кто слышал, как он с каким-то кудахтаньем откашливается, перед тем как начать очаровывать аудиторию блеском своего интеллекта. До интеллекта Лаура была не большая охотница, но ее завораживали его слава и состояние.

В то лето опять вошли в моду веера – и тем же летом она решила женить на себе знаменитого Филиппа Вайльда, философии доктора. Она только что открыла boutique d’éventails [31] Лавку вееров. вместе с одной саттонской студенткой и художником из поляков Равичем, фамилью которого иные произносили как «Роич», а сам он как «Раич» [32] У Набокова здесь каламбур, вернее, два: Rawitch по-английски можно разделить на Raw Itch, т. е. сильный зуд, когда расчесываешь свербящее место до крови, или на Rah Witch, «ура-ведьма», с разным произношением в том и другом случае («Ро-итч» или «Ра-уитч»). . Веера были черные и лиловые, были оранжево-лучистые, как брызнувшее из-за туч солнце, а были разрисованные китайскими бабочками-парусниками, и их поднимали как пыль, и однажды Вайльд зашел и купил сразу пять штук (она на пальцах показала, что – «пять», раздвинув их, как складки веера), для «двух теток и трех племянниц», коих у него не было и в помине, но это неважно, такая расточительность была ему несвойственна. Робость его удивила и разсмешила Флауру [33] Такого имени нет, но так оно написано в этом месте рукописи. «Flaura» произносится по-английски «Флора», в рифму с «Laura». .

Ее ожидали сюрпризы менее забавные. Теперь, через три года после их брака, она была по горло сыта и его состоянием, и его славой. В быту он оказался скрягой. В его особняке в Нью-Джерси катастрофически недоставало прислуги. В аризонском имении годами не переменяли обстановки. На вилле на Лазурном берегу не было бассейна для купанья и имелась всего одна ванная. Всякий раз, что она пыталась исправить такое положение вещей, он издавал какой-то негромкий писк или кряк и его карие глаза вдруг наполнялись слезами.