Маруша Кресе - Страшно ли мне?

Я им обоим помогу. Как, пока не знаю. И его я тоже просила. Армия не для них. Вот Йоже — да. Он сам хочет быть военным. И семья за него спокойна. И Лойзе разрешили учиться на юридическом факультете, у него слабое здоровье, для военной службы он непригоден. А Драго просто счастлив в своей мореходке, там, на море.

«Приезжайте, приезжайте в гости. Здесь такая красота», — пишет нам постоянно.

Наконец, самый младший. Маленький связной партизанской бригады снова пошел в школу. В тот же класс, куда ходил до войны. Одноклассники на четыре года его младше. Каждый день приходит из школы в слезах. Рядом за партами дети, которые никогда не видели смерти. А он четыре года был связным. Для его одноклассников это ничего не значит. Выдержит ли он? Так гордился своей титовкой, а теперь ее прячет. Боюсь за него. Отец злится, а мама расстраивается.

Снова раскрываю маленькую книжечку. С моим именем. С печатью университета.

«Теперь ты счастлива», — смеется Ольга за моей спиной.

А Катя?

«Он тебя любит. И все у тебя получится».

С удовольствием пригласила бы обеих выпить чаю с чем-нибудь сладким. Но не могу — некуда пока. Думаю, самое время открыться какому-нибудь довоенному кафе.

Милош.

Открываю дверь и вижу его широкую улыбку. Он немного похудел.

«Где ты был?»

«Ох, не спрашивай».

Наливаю ему бокал вина.

«А винцо-то кисловато».

«У нас только такое. Домашнее».

«Давно я не пил вина. Хорошее».

Милош переночевал у нас. Засиделись за полночь. И она тоже. С тех пор, как пошла учиться, стала еще тоньше, черные круги под глазами. Но счастлива. Ждем, что расскажет Милош.

«Я предупреждал про Сталина и Советский Союз, но меня не послушали. Я им говорил, что русские нам покажут. Но меня не послушали. А когда, разозлившись, пришел к Магии, он тоже не пожелал слушать. Выгнал меня из кабинета. А потом за мной пришли».

«Куда тебя отправили?»

«Не спрашивай».

«Выпустили, уже хорошо».

«Когда узнал про эту заваруху со Сталиным, боялся, не захотят признать ошибку и засадят надолго. Правда, боялся. Был уверен, что останусь там».

«На здоровье!»

Предложили Милошу пожить у нас. Пока ситуация с ним не прояснится.

Девочка проснулась.

«Как она на тебя похожа», — говорит Милош, и с восхищением на нее смотрит. Не на малышку. На ее мать. Я ревную? Нет, уже нет.

Наконец, мы с мамой остались вдвоем. Тоне привез нас сюда. Мама говорит, что это курорт на водах.

Я вообще-то не знаю, что такое курорт. Но утром мы пошли в бассейн. С теплой водой и пузырьками. Долго сидели в теплой воде, я проголодалась. Очень сильно. Утром здесь дают тёплый хлеб с клубничным джемом. А дома у нас всегда только сливовый. В это время на кухне стоят большие тазы со сливами и сахаром. Мы все должны помешивать. Быстро, потому что все кипит и брызжет во все стороны. На стены, на полки, на нас. Когда джем уже в банках, приходят дяди, мамины братья, и белят кухню. А в кладовке стоит тысяча, наверняка почти тысяча банок со сливовым джемом. Сливовый джем утром, сливовый джем вечером.

Теперь я знаю, что такое курорт. Это что-то такое, где мама принадлежит только тебе, где есть бассейн с теплой водой, с пузырьками, которая никогда не остывает, и это что-то такое, где на завтрак дают клубничный джем.

«Мы с тобой здесь пробудем три дня», — говорит мама.

Сидим с ней на балконе, и я смотрю, как она сушит свои длинные волосы на солнце. Три дня. Одни. Чуть не плачу. Три дня одни, и больше никого. Дома мама все время работает за закрытыми дверями в гостиной, с ней там еще трое. Стол, за которым они сидят, завален тетрадями и книгами. Они все время рисуют бутылочки, пишут буквы и цифры. Иногда разрешают и мне сесть за этот стол. Дают лист бумаги, и я тоже могу рисовать бутылочки, и трубы, и солнце. Или даже лодку с парусами.

По вечерам обычно мамы дома не бывает. Только бабушка и домработница, которая почти каждую неделю новая. А я не могу заснуть, пока хоть кто-нибудь из родителей не придет домой. Но они никогда не приходят одни. Всегда приводя!’ каких-то друзей. Я лежу в соседней комнате и слушаю разговоры. О чем говорят, не очень понимаю. Прижимаюсь к окну, смотрю на луну и звезды, если не пасмурно. Слышу стук капель, если идет дождь. Ловлю снежинки, если идет снег, и понимаю, слушая разговоры взрослых в соседней комнате, что, когда вырасту, стану партизанкой. Совершенно ясно, что это единственное стоящее занятие. Может быть, у меня получится даже раньше. Как мои дяди. Они стали партизанами раньше, чем выросли. Бабушка обещала, что научит меня читать, и это надо сделать, а потом отправлюсь в партизанский поход.

Во время ужина на курорте за нашим столом собирается много людей. Все обнимаются и веселятся.

«Сто лет тебя не видел! С той атаки на немецкий патруль. Как они тогда удирали в сторону Мокронога!»

«Где ты теперь?»

«Ты, вроде, подрос с нашей последней встречи».

«Смотри, этот дядя был моим связным, а этот — моим заместителем», — рассказывает мне мама, такая счастливая, и знакомит меня с разными людьми.

«Мы как будто снова там», — думаю я.

Болтаю ложкой в супе, который давно остыл. Значит, курорт — это тоже что-то такое, где мама принадлежит не только тебе. Опять ты должна ее с кем-то делить, стрелять, бежать, идти в атаку и иметь хорошую память. Правда, сегодня вечером мама такая красивая. И это тоже курорт.

«Ты помнишь? Ты помнишь?»

Я слушаю. Я бы закричала, но нельзя. Мне можно только ждать. И слушать. Когда же вечер закончится? Официант приносит мне кусок торта. С каштанами, много сливок.

Смех не утихает, мама встает и берет меня за руку.

«Пойдем».

«Спокойной ночи», — говорит она тем, кто остается.

Мы входим в комнату с душистыми простынями.

«Ты не оставишь меня одну, когда я засну?»

Мама прижимает меня к себе.

«Сейчас мы с тобой будем спать. Спокойно и долго-долго».

«Только на завтрак нельзя опаздывать», — озабоченно замечаю я.

Прижимаюсь к ней. Курорт — это что-то такое, где спишь вместе с мамой, в одной постели. Спокойно и долго-долго. Прежде чем стать партизанкой, я съезжу несколько раз на курорт. Обязательно.

Эта наша жизнь.

«Девочки, как все изменилось», — говорит Ольга.

Мы молчим. Стоим на вершине холма и смотрим на озаренный светом приморский город.

«Да, многое. И еще изменится».

«Думаете, он станет нашим?» [17] Накануне подписания в Лондоне 5 октября 1954 г. Договора о присоединении оккупационных зон А и В Свободной территории Триест к Италии и Югославии. Город Триест с прибрежными районами отошел к Италии.

«Конечно, ведь мы же первыми вошли в Триест».

«Марко сказал, не все так просто. Но, пожалуйста, никому ни слова», — просит Мария.