Гертруда Стайн - Париж Франция

Хелен Баттон любила слушать свою тетку Полин, ее называли Та Самая Полин слушать ее любили очень многие, но Хелен на самом деле никогда не задумывалась правда это или нет. Она просто любила пересказывать все это Эмилю когда его встречала и знала что эти рассказы делают ее неотразимой.

Поэтому Хелен знала когда война подойдет к концу и когда больше не будет военного времени и Хелен знала что это делает ее неотразимой.

Ее тетка и в самом деле все знала. Она знала когда противник будет готов умереть, она знала сколько раз пробьют часы, она знала кто не будет есть яйца, знала кто собирается купить себе шляпу, она знала все.

Хелен Баттон вышла со своей собакой и сияла луна.

Хелен знала что ей не разрешают гулять когда светит луна, она знала что ей это не разрешается. Ей разрешалось находиться на улице когда стемнеет потому что если светит луна значит настала ночь а не просто стемнело. Тем не менее она находилась на улице и автомобили быстро проносились в ярком лунном свете или медленно ехали в темноте потому что огни у них были зеленые и голубые а не белые.

Появился автомобиль, он наехал на Уильяма и Хелен закричала а Уильям упал а потом поднялся и пошел назад, о как же он шел. Хелен продолжала звать его и он пополз назад.

Ах Боже мой, где же Эмиль с такими большими глазами которые видят все.

Хелен и Уильям добрались домой и в конце концов это немало значило.

В общем военное время продолжало быть военным и после этого Уильям не мог поворачивать голову но это продолжалось не очень долго вскоре он выздоровел но всегда пугался когда видел свет и особенно пугался когда вдруг видел луну сквозь дымку и луна была зеленой.

Эмиль не был сиротой. У него была лошадь. Лошадей вообще оставалось немного, почти всех забрали на войну. Лошадь Эмиля была массивная из тяжеловозов, наверное поэтому ее и не забрали уж очень медленно она двигалась даже для военного времени.

Поэтому ее оставили перевозить грузы и однажды Хелен их встретила, лошадь тянула фургон а в фургоне находилось животное, никто никогда не видел такого, оно было огромное и оно было дохлое.

Ни тянувшая фургон лошадь ни Эмиль ничего не имели против в отличие от собаки Эмиля которой это конечно очень и очень не нравилось.

У огромного животного не было хвоста и совсем не было ушей. Животное было огромное и это было военное время.

Хелен на самом деле не разглядела его но сказала себе по его поводу. Она сказала: ну и ну!

Никто не знал куда едут Эмиль и его лошадь, в военное время никто никогда не знает.

Хелен легла спать но заснуть не могла. И вдруг Хелен стала засыпать. Ей снилось что сейчас военное время.

Когда она проснулась она не встала, ведь это было военное время и никто не сказал ей вставай но в конце концов она встала и вышла на улицу. Прошло некоторое время а она стояла очень тихо и слушала.

Ей казалось что она его слышала но слышала ли она его.

Она слушала и слушала. То было военное время и потому она слушала и слушала.

Она слышала погоду, она слышала воду и она слышала снег, она повсюду слышала воду, стояла такая погода. Она вокруг слышала снег она почти слышала луну и слышала дождь и слышала горы.

Сейчас могла бы быть школа и Хелен могла бы ходить в школу но не ходила. Никто не говорил ей что ходить надо и в самом деле в школу ходило так мало народу что в любой день школа могла закрыться так было каждый день это было военное время. Так что каждый день Хелен выходила и шел снег и снег таял и вода была повсюду и собаки охотились на дичь но не собака Хелен а другие собаки и эти собаки стояли и ждали пока все не скроются из виду и начинали охотиться на дичь. Люди охотиться не могли а собаки могли. Это было военное время.

Как-то раз Хелен и ее собака и Эмиль и его собака встретились когда подымались в гору.

Они поднимались и увидели там человека. Он был не старый, он был молодой, а это было военное время и видеть молодого человека в обычной одежде было удивительно. Этот человек был наверху на холме там был снег и была вода, у него был полевой бинокль и он смотрел в него на что-то вдали.

Это он сказала Хелен. Да он сказал Эмиль. Да это он, и они, Хелен и Эмиль, сказали, мы пойдем и Эмиль сказал да. Сейчас сказала Хелен. Да сказал Эмиль. А как сказала Хелен. Я его знаю сказал Эмиль.

Эмиль подошел к этому человеку. Заговорил с ним. Вы враг. Я не враг, сказал человек. Если не враг, как вас зовут сказал Эмиль. Меня зовут Генри сказал человек.

Так они стояли и был снег на полях и хлюпавшая вода и человек в деревянных башмаках, глядевший в бинокль.

Что им было делать.

Это и в самом деле было военное время.

И все они разошлись то и дело оглядываясь назад.

И вскоре там уже никого не было видно.

Таково военное время.

Хелен не знала почему но впервые за все военное время она расплакалась.

А вскоре Эмиль ушел и его собака тоже. На войну или нет Хелен так и не узнала.

В военное время так много людей уходят куда-то и в военное время всегда так много людей там сям и повсюду.

Все еще было военное время но Хелен тоже стала ходить в школу.

Так что для нее военное время кончилось.

Итак это двадцатое столетие. Я много думала о столетиях. Мне думается столетия похожи на людей, они начинают с того же что и дети простые и полные надежд затем они проходят через годы которые доктор Ослер обычно называл бестолковым возрастом, мальчики с одиннадцати до семнадцати, а затем наступает время когда мальчики цивилизуются и после этого столетие более или менее определяется и становится rangé как говорят французы то есть цивилизованным.

У меня есть смутное чувство будто таково каждое столетие, таким конечно было девятнадцатое столетие и двадцатое тоже а возможно и другие столетия. То что верно для одного столетия скорее всего верно и для всех остальных.

Итак мы сейчас в двадцатом столетии на стадии когда столетие почти готово для окультуривания.

В начале столетия а порой начало сильно затягивается, столетие как и все юноши рвется уйти из семьи, от семьи реальной и от идеи семьи.

Каждый юноша мечтает об этом каждое столетие мечтает об этом каждый революционер мечтает о том как отменить семью.

Однако даже для юных интеллектуалов неистовых революционеров молодых коммунистов это на самом деле не слишком реально во Франции. В конце концов каждый француз знает что ему предназначено стать père de la famille, отцом семейства, даже если у него нет ни жены ни ребенка быть père de la famille его главное предназначение. Каждый француз неизбежно скажет о себе и о своих приятелях nous pères de famille, это на самом деле единственный способ которым француз может реализовать себя в жизни и хотя юность и интеллектуализм требуют чтобы он верил в мир не основанный на семейных узах каждый француз знает про себя что все закончится семьей и его превращением в отца семейства.