Ольга Мирошниченко - В сторону южную

— Тут старые записи, поищем владельцев, — какой помер?

— Он в этом году зарегистрирован, — с надеждой пояснила я.

— Тогда проще. — Вера Сергеевна захлопнула книгу, подошла к телефону. — А вы точно не от Кориной? — поинтересовалась она, не глядя на меня, набирая номер.

— А кто это такая? — начала я, но она перебила меня, спросив в трубку:

— Юрочка?.. Номер, номер, — приказала она мне.

— Шестьдесят четырнадцать, — с готовностью подсказала я.

— Шестьдесят четырнадцать, семьдесят второго… — Она помолчала, дождалась ответа. — Ага, ага, спасибо. Да, все в порядке. Ты бы мне пациентов на укольчики подкинул, коли тот выздоровел. Позвони. Потом, сейчас некогда. Ленинградский проспект, — сообщила она нам.

Мы с Петькой переглянулись, услышав номер дома: Чучик жил неподалеку от нас.

Но телефон в квартире хозяев не отвечал.

— Жаль, — сказала Вера Сергеевна, — мы бы их в Тушино послали. Времени сейчас терять нельзя.

— А может, они его уже разыскали и поехали за ним? — выразила я надежду.

— Откуда? — высокомерно подняла тоненькие, ниточкой выщипанные брови Вера Сергеевна. — Вы же видели этого пьянчугу, у него разве добьешься доброго слова!

Она ушла в ванную.

— Вот есть же такие люди, им сделать неприятное другому человеку — удовольствие, — донеслось до меня, и я пошла на ее голос.

Что-то пушистое метнулось в коридоре и скрылось в темноте под вешалкой.

— Кто-то пробежал, — сообщила я Вере Сергеевне, стоя позади нее и глядя в зеркало, как она, растянув в деловой улыбке рот, привычным движением красит губы.

— Дымок, — ответила она и сжала крепко губы, чтоб лучше легла помада. — Выходи, выходи, — позвала неизвестного, скрывшегося под вешалкой, — выходи, никто не тронет.

Послышалось сопение, стук когтей о пол, и снова тишина.

— Ну, иди, иди ко мне, — снова позвала Вера Сергеевна, и из-под вешалки, повизгивая от страха, выполз серо-голубой пушистый маленький пес.

— Не отойдет никак. — Вера Сергеевна нагнулась над ним, чтобы погладить, и пес тотчас, по вечным собачьим законам, предписывающим слабому сдаваться на милость, перевернулся на спину и, втянув между задними лапами коротенький пушистый хвост, мелко затрясся.

— От чего не отойдет? — спросила я.

— Да от хозяев своих, — сказала, удивляясь моему непониманию, Вера Сергеевна и пощекотала пузо несчастного. — Туз, тот понахальнее, быстрее освоился. — Она выпрямилась. — Кориной, между прочим, подарочек.

— А кто она, скажите наконец, — я ходила за Верой Сергеевной по пустынной квартире, пока она наливала воду в пластмассовую мисочку, потом в другую, такую же, плеснула из бутылки молока, поставила в углу на кухне.

— Сумасшедшая вроде меня. Председатель районного общества защиты животных. Вы еще не знаете, какая я сумасшедшая?

— Нет, — отозвался за меня Петька и хихикнул за моей спиной.

— Ну, сейчас увидите, — пообещала Вера Сергеевна и открыла дверь в другую комнату.

— Я эту дверь всегда закрытой держу, чтобы людей не пугать, — объяснила она, деловито собирая с пола миски. — Теперь сами видите, куда вашего Чучика брать было? — некуда. — Она прошла мимо меня в коридор. Я даже не посторонилась, застыла в удивлении на пороге.

Мебели в этой крошечной комнате не было. Посреди нее, развалившись на циновке, вытянув от стены до стены лапы, всхрапывая, спал уже знакомый мне черный дог. На его мерно вздымающемся животе лежал, уютно свернувшись калачиком, рыжий кот.

— Мам, она чокнутая, — пояснил шепотом Петька, — видишь, целый зверинец развела, я сразу, как увидел ее, понял, что она чокнутая.

Я не успела ему ответить, в комнату вошла с миской, полной воды, Вера Сергеевна.

— Кот, — тихо позвала она и поставила миску в угол.

Кот открыл один глаз, взглянул на нас холодно, зевнул, показав розовую пасть.

— Хватит спать. Дож после дежурства отсыпается, а ты чего?

Кот мягко спрыгнул с дога, потянулся и, подойдя к Вере Сергеевне, урча, начал круглой щекастой башкой тереться о ее ногу.

— А где Шутка? — спросила Вера Сергеевна.

Кот тут же бросил тереться, огляделся и, не увидев того, кто был ему нужен, прихрамывая выбежал в коридор, подняв трубой толстый гладкий хвост.

— Ежиха еще есть — Шутка, — пояснила Вера Сергеевна, — горбатенькая, вот и стесняется выходить, они с Котом дружат.

Петька снова хихикнул.

— Правда, — простодушно пояснила Вера Сергеевна, — но он со всеми дружит, знает, что так выгодней, ужасный пройдоха, во всем пользу себе отыщет. Ну ладно, пошли, заболталась.

Она открыла входную дверь.

— Кот, — крикнула в коридор, — я ухожу!

Дог открыл глаза, сонно и бессмысленно взглянул на нас и на всякий случай стукнул хвостом.

Из-за угла коридорчика показалась круглая голова кота, он показал, что слышал хозяйку, но хочет удостовериться, по всем ли правилам закроет она дверь. Мордочка его была измазана прилипшей к усам пенкой.

— Уже Шуткино молоко пил, — пояснила Вера Сергеевна на лестнице, запирая дверь. — Я же говорила, знает свою выгоду.

Было около двенадцати, и безжалостная жара, набрав полную силу, завладела городом. Таксист вяло тянулся за мной по Масловке, не сигналил, требуя уступить дорогу. Впереди был длинный раскаленный день, и все помнили об этом.

Даже на загруженной Беговой не было обычной суеты.

Никто не менял ряда, огромные самосвалы не теснили, пугая, как обычно, водителя маленькой, презираемой ими машинки.

— Направо, еще направо, вон в ту улицу, — командовала Вера Сергеевна.

Мы ехали пустынными улочками, скрывшимися за высокими домами Беговой.

— Во двор сворачивайте, здесь он, я думаю. И вот что, — Вера Сергеевна обернулась к Петьке, — пойдешь ты.

— Конечно, — с тревожащей меня нагловатой веселой готовностью отозвался Петька. — А что делать?

— Говори, что… — Она замялась, глянула просительно на меня: — Лучше, чтоб он пошел, — ребенок, и пускай скажет, что собака его, так проще будет… А мне нельзя, — ответила она на мой вопросительный взгляд, — мы с Кориной им глаза намозолили, и потом… там ведь не только ваш Чучик, там и другие, каким не так повезло, нельзя мне.

В глубине тенистого тихого дворика стояло одноэтажное желтое здание, и со стороны его глухо, будто из-под земли, доносился собачий лай и стенания.

— Ну, я пошел, — бодро сказал Петька и открыл дверцу машины. — Правда, я не очень хорошо запомнил этого пса, — он взглянул на меня, прося о помощи.

— Я пойду с тобой. Это тоже, наверное, в подвале?

— Да, — ответила Вера Сергеевна. Из потрескавшейся клеенчатой сумки вынула коробку «Казбека», — в подвале, лестница сразу вниз.

На темной лестнице Петька вдруг остановился. Здесь вой и стенания стали отчетливее, проникали, казалось, отовсюду: из-за толстой, окрашенной в серую масляную краску стены, из-под каменных, чисто вымытых ступенек лестницы. Петька жалобно взглянул на меня. Предчувствие столкновения с бедой, с чем-то тяжелым и неизвестным, грозящим утратой веселого настроения, шептало ему не входить за тяжелую железную дверь.