Мор Йокаи - Призрак в Лубло

– Для чего это ты ставишь здесь свою фамилию? –

полюбопытствовал пастух.

– А для того, что, когда настанет срок уплаты по этому векселю, платить эти десять форинтов буду я, а не ты.

– Зачем тебе платить вместо меня?

– Затем, что это мой долг, – сказал табунщик, поднявшись с места и сдвинув на затылок шляпу. Его глаза метали искры.

Лишь при этих словах пастух понял всё и побледнел.

Теперь он уже знал, что его ждёт. Девушка ничего не понимала ни из этого писанья, ни из этой ссоры. Она покачала головой, как бы говоря: «Ну и чудаки!» При этом так и зазвенели её позолоченные серьги. О тебе идёт речь, Жёлтая Роза! О тебе! Табунщик аккуратно сложил вексель и очень вежливо обратился к девушке, протягивая ей бумажку:

– Прошу вас, милая Кларика, будьте так любезны, положите бумажку к себе в ящик. А когда с онодской ярмарки вернётся барышник, господин Пеликан, и заедет сюда пообедать, передайте ему. Скажите, что это от нас обоих, старых однокашников: Ферко Лаца и Шани Дечи. Мы ему сердечно благодарны. Один из нас уплатит, а кто, увидим.

Девушка пожала плечами, странные, мол, люди, даже не дерутся. Пишут на какой-то бумажке свои фамилии.

Она собрала письменные принадлежности и отнесла их обратно в комнату городского комиссара, находящуюся в конце террасы с колоннами.

12

Сохраняя полнейшее спокойствие, табунщик наполнил пивом последнюю кружку. Пастух тоже вылил остатки красного вина в свою чарку. Чокнулись, пожелали друг другу здоровья и разом осушили до дна. Затем табунщик, облокотясь о стол, заговорил:

– До чего же хороша эта большая хортобадьская степь!

– Да, степь большая.

– Мне кажется, она не меньше той степи, по которой

Моисей сорок лет водил иудейский народ.

– Тебе лучше знать. Ты читаешь библию.

– Но как ни велика эта хортобадьская степь, нам обоим всё-таки в ней тесно.

– Я тоже такого мнения.

– Так давай сделаем её попросторнее.

Они схватили со стола дубинки со свинцовыми набалдашниками и быстро зашагали к лошадям. В хортобадьской степи не дерутся пешими. Когда девушка снова вышла из корчмы, оба парня уже вскочили в сёдла. Не говоря ей ни слова, они молча повернулись друг к другу спинами и поскакали в противоположные стороны, один – направо, другой – налево, словно убегая от надвигавшейся грозы.

Удалившись друг от друга шагов на двести, они одновременно оглянулись и повернули своих коней.

Затем, опустив дубинки толстым концом вниз, оба парня галопом помчались друг другу навстречу. То была степная дуэль.

Она не так проста, как кажется! Драться верхом и с саблями – большое искусство. Но сабля, куда бы она ни

угодила, оставляет после себя такую рану, за которую её, саблю, можно только благодарить. Тому же, кто дерётся дубинкой и скачет навстречу противнику, нужно правильно рассчитать удар. Тут не отступают, не прячут голову от удара. Либо пан, либо пропал.

Оба парня, сблизившись на длину дубинки, одновременно ударили друг друга по головам свинцовыми набалдашниками, и лошади понесли их дальше. От полученного удара Шандор Дечи покачнулся в седле, в глазах у него потемнело, но мгновение спустя он снова вскинул голову и поправил смятую шляпу. Как видно, удар по затылку был нанесён не набалдашником, а только рукояткой дубинки.

Удар Шандора оказался более метким. Свинцовый набалдашник его дубинки пришёлся противнику по темени; тот покачнулся, вывалился из седла и плашмя растянулся на земле.

Победитель повернул своего коня и стал нещадно избивать поверженного противника. Так уж принято…

Коль уж расправа, так расправа! Эх, если бы и господа дворяне переняли этот обычай, бог ты мой, насколько бы меньше стало дуэлей! Сделав своё дело, Шандор Дечи концом дубинки поднял с земли шляпу соперника, выдрал подкладку, нашёл завядшую жёлтую розу, подбросил её кверху и с такой силой хватил по ней дубинкой, что лепесточки разлетелись в разные стороны и, словно мотыльки, закружились по ветру. Девушка наблюдала за этим поединком из дверей корчмы. Неподалёку, со стороны мельницы, сверкнула молния. Пришла гроза, трещал и разрывался небосвод.

– Я же говорил, что так будет! – крикнул с коня табунщик девушке, указывая на недвижимого противника. –

Теперь забирай его и ухаживай за ним! Он остаётся тебе!

– Эх, Шандор, – ответила девушка. – Вот если бы ты упал, я прикрыла бы тебя своим телом и защитила бы от ударов. Тогда бы ты понял, что тебя я любила по-настоящему.

Табунщик пришпорил коня и поскакал навстречу грозе.

Дождь вместе с градом лил как из ведра. Ярко сверкали и проносились молнии. Девушка смотрела вслед всаднику, пока он не скрылся в грозовом мраке. Время от времени,

при блеске молнии, сквозь ливень, казавшийся пламенем, то появлялся, то снова исчезал силуэт всадника. Но вот, наконец, он пропал совсем. Кто знает, может быть, Клари уже никогда больше его не увидит.

1893

Кальман Миксат

ГОВОРЯЩИЙ КАФТАН

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Вредное обыкновение. Большой спрос на попов

Некоторые венгерские города иногда по недомыслию своему жалуются: «Мы-де много выстрадали, у нас турки правили сто (или, скажем, двести) лет».

А на самом деле куда хуже была участь тех городов, в которых не было ни турок, ни куруцев15, ни австрийцев и которые жили сами по себе, как, например, Кечкемет. Ведь там, где стояли войска какой-нибудь из воюющих сторон, одни они и дань собирали, и хозяйничали в городе. Враждебное им войско не смело туда и носа сунуть. В город же, где не было ничьих солдат, ехали за добычей все, кому не лень.

Вздумается, например, будайскому паше16 пополнить запасы продовольствия или денег, и отдает он приказ:

– Ну-ка, Дервиш-бек, напиши послание кечкеметскому бургомистру!

И вскоре летело в Кечкемет письмо, кудреватый стиль

15 Куруцы (венг. kurucok, от позделат. cruciati – крестоносцы), участники крестьянских восстаний в Венгрии 16 – начале 18 веков. Название восходит ко времени Восстания Дьердя Дожи 1514 года, начавшегося как крестовый поход против турок. В 17 веке куруцами стали называть участников (как крестьян, так и дворян) антигабсбургских освободительных движений под руководством Имре Текея (1678-1685), Ференца II Ракоци (1703-1711).

16 Будайский паша – наместник турецкого султана в части Венгрии, захваченной турками (XVI - XVII) вв.