Наталья Черёмина - Прекрасная Марго: Содержанка

— Извини, другого нет.

— Здорово! Как в фильме «Амели»!

Он рассмеялся и отвел с Ритиного лица растрепавшиеся колечки волос. Тем временем из-за поворота появились их преследователи и раздался зычный бас Платона:

— Ритка, сучка, стой!

Славик молниеносно вскочил на мотороллер, за ним примостилась Марго. Она перевесила сумочку с документами с плеча на шею и крепко-накрепко обхватила Славика руками.

— Стой, гнида, убью на месте!

Крики потонули в громком жужжании мотора. Мотороллер сорвался с места и помчался в лабиринт Берлинских улиц, оставляя за собой трех матерящихся здоровенных мужиков. Марго ни разу не оглянулась. Все, что она оставляла позади, уже не имело никакого значения. Это был просто дурной сон, кошмар длиной в три с лишним года. Настоящая жизнь — вот она! Несущиеся навстречу огни, ветер, свистящий в ушах, и Славинька…

— Славинька, — прошептала она, всем телом прижимаясь к его спине, и задыхаясь, и захлебываясь слезами. Слезами счастья — огромного, как океан.

Вот и все сказание о прекрасной Марго. Приехав в родной город, Рита со Славой тихо и обыденно скрепили свои отношения в ЗАГСе, и стали они жить-поживать, добра наживать. В той самой мансарде, которую когда-то снимали. Славик ее давно выкупил и ничего не менял с тех пор, как здесь жила Марго. В квартире по-прежнему были заросли разнокалиберных пальм, стены украшали африканские маски и индейские панно. О печальных событиях, пробивших временную брешь в их совместной жизни, они дружно забыли, будто и не было ничего. Могли, конечно, вспомнить, если бы захотели, но тщательно закрывали свою память от не желательных посягательств.

Однако было бы наивным полагать, что Платон так просто оставит возмутительное бегство своей невесты. Ровно через пять месяцев, в одно прекрасное утро, Марго услышала, как тренькнул дверной звонок. Славик был на работе, а она варила борщ. Нехотя отложив в сторону нож, которым шинковала капусту, она подошла к двери и, не удосуживаясь заглянуть в глазок, открыла ее. Открыв, еле успела посторониться: в квартиру ввалился Платон. Не глядя, он сделал знак своим гориллам оставаться снаружи. Марго вздохнула и закрыла дверь.

Платон обернулся, яростно раздувая ноздри и явно собираясь сказать что-то бескомпромиссное, но осекся. Слишком уж необычен был для него вид Марго — в застиранном цветастом халатике, огромных плюшевых тапках-собаках и, главное, с аккуратненьким, но вполне определенным круглым животиком. Изо всех сил стараясь сохранять на лице грозное выражение, Платон пожевал губами и отправился разглядывать жилище своей неверной. За три минуты обойдя небольшую квартирку, он вновь остановился перед Марго и разочарованно спросил:

— И ты на это променяла мой дом?

Марго, не найдя, что ответить, пожала плечами и глупо спросила:

— Чаю хочешь?

Платон фыркнул, но поплелся за ней на кухню. Марго поставила чайник на огонь и продолжила шинковать капусту.

— Ты чё, суп варишь?

— Угу.

— А чё, умеешь?

— Ага.

Марго высыпала капусту в кипящую кастрюлю и взялась за морковку. Помолчали. Первой прервала паузу она:

— Убивать меня где будешь?

— Чё?

— Давай не здесь. Давай я доварю суп, и мы уйдем. Ты можешь меня убить или покалечить где-нибудь в другом месте, а Славика не тронь.

— Кого?

— Славика! — Марго так сильно рубанула ножом по разделочной доске, что по ней пошла трещина. Платон вздрогнул всем телом. — Его, говорю, не тронь! Он здесь ни при чем!

— Да кто он такой?

— Мой муж. И был им задолго до тебя.

На дремучем лице Платона появилось смешанное выражение любопытства и раздражения.

— И где же он был, когда тебя дарили?

— Он не знал. Я плохо с ним поступила, и он ушел. А я… стала вещью. Мне было все равно.

— Так ты случайно его встретила в Берлине?

— Да. И он меня простил, — при этих словах лицо Марго разгладилось и засияло-залучилось ласковой улыбкой.

Платон залюбовался ею, как прежде. Беременность ничуть не портила ее, никак не отразилась на свежести лица и стройности ног. Это была по-прежнему Марго, но такая милая, домашняя. Платон очень живо представил ее в таком же халатике на своей кухне и попросил:

— Поедем со мной, а?

Улыбка стерлась с лица Марго так же внезапно, как появилась. Глаза будто захлопнулись ставнями и вновь стали пустыми, равнодушными. На лицо набежала тень и сделала его непроницаемым. Пальцы вцепились в рукоятку ножа с такой силой, что костяшки побелели. Перемена была столь очевидна, что Платон понял: живой она с ним не поедет. В его душе происходило что-то странное: еще десять минут назад он с наслаждением представлял, как вывернет эту сучку наизнанку, а сейчас ему хочется поскорей уйти. Уйти, чтобы не чувствовать мучительной неловкости от нечаянного вторжения в чужую, совсем чужую жизнь. Он тяжело поднялся.

— Как ты меня нашел? — ровным голосом спросила Марго.

— Николаич помог. У него подвязки в нужных органах. Хы, — внезапно хмыкнул Платон. — Николаич-то бросил семью и женился на секретарше. Вот, блин, Казанова. А дела у него не очень…

Платон постоял немного, покачал головой каким-то своим мыслям и решительно сказал:

— Я мог бы тебя не спрашивать. Просто дать по голове и забрать с собой. И хмырю твоему…

— Я знаю, Платон, — спокойно прервала его Марго.

— Ты думаешь, я за этим пришел? Нет, я пришел посмотреть.

— Посмотрел?

— Посмотрел. Не будет у нас с тобой так же. Никогда не будет.

— Это правда.

— Я не понимаю, почему. Ради чего ты отказалась от всего, что я тебе мог дать… Ну ладно, фиг с ним. Наверное, это любовь, да?

— Наверное.

— Блин, завидую. Черт с вами. Живите, как хотите. А ты… Странная ты, Ритка. Но все равно завидую. — Платон махнул рукой и направился к выходу, бросив напоследок: — Чай не буду. Бывай, куколка.

— Пока, Платон, — сказала Марго и выключила газ под чайником.

Он вышел из квартиры и тихо прикрыл за собой дверь.

В последний раз прошлое напомнило о себе, когда по местным новостям мелькнул сюжет о том, что известный бизнесмен и кандидат в депутаты областной Думы Гасан Ибрагимов взлетел на воздух вместе со своим джипом. Марго не поленилась купить ящик шампанского и наполнила вином ванну. Искупавшись, ушла в дальний конец близлежащего сквера и запускала там петарды, пока не протрезвела. Славику она ничего не сказала, это было абсолютно лишним.

Со старыми знакомыми они не общались, да и те не стремились. Они закрылись от вредных воздействий и жили обычной жизнью не очень богатой, но счастливой семьи. С той лишь разницей, что Славик продолжал писать музыку и иногда даже выступал с концертами на разных закрытых вечеринках для золотой молодежи. Отыграв свое положенное, он уходил домой, никогда не оставаясь на порцию кофе/пива/водки/кокаина.