Юрий Семенов - Тропа обреченных

— Чего не надо, Степанида Ивановна?

— Пускать их сюда не надо, — увернулась от прямого ответа хозяйка.

— Пусть ходят. По крайней мере, будешь знать то, чего с тобой не было, — недовольно произнес Василий Васильевич, уходя к себе в комнату.

…Прибежав домой, Варя швырнула в сенях кастрюлю с углем и бросилась в постель, горько рыдая. Она и сама толком не понимала, что с ней творится в эту минуту. Ею овладело непонятное чувство жалости к самой себе.

Понемногу она успокоилась, мысленно все больше обращаясь к Марии. Хотела понять, зачем та наврала про ухаживание подполковника. Для чего посылала с обманным поручением в чужой дом? Сама виновата, решила Варя, Мария просила осторожно поспрашивать тетку Стешу, а меня куда понесло?

Но обида на Марию не проходила, и Варя вдруг накинула жакет, выбежала на улицу, решив немедленно увидеть молочницу.

Солнце палило вовсю, день стоял душный. Пыльный ветер порывами налетал то с одной, то с другой стороны, крутил по дороге крохотными смерчами, разнося пыль. Земля ждала влаги.

Решительной походкой направлялась Варя к обидчице, намереваясь с порога высказать ей все, что о ней думает. Наружную дверь ей открыли не сразу. Дома кто-то был, потому что навесного замка Варя не увидела и продолжала барабанить в окно. Но Мария вышла вовсе не с заспанным лицом, а скорее с возбужденным, что охладило Варю. К тому же за столом в горнице увидела деверя хозяйки — Петра, мужика противного, с маслянистыми глазками и потным длинным носом.

— Ты чего, дорогуша? Случилось что? Садись-ка, — предложила Мария.

— Ничего, я постою… — с неприязнью глянула на Петра Варя, всем видом своим показав, что сидеть с ним за одним столом ей неприятно.

— Успеет, насидится… — грубо пошутил деверь и привычно обтер двумя пальцами потный нос.

Этого как будто и недоставало Варе. Она вдруг вспомнила спокойное удивленное лицо постояльца тетки Стеши, сердито стрельнула на расплывшуюся в улыбке Марию и, не раздумывая, понесла:

— Ты, оладошница базарная! Свистулька ты глиняная! За что про что меня в срамоту ввела? Кобелей себе в дурью усладу навыдумывала, а я красней за тебя перед людьми, как обмаранный теленок… Ты за кого меня принимаешь, Хивря ты безмозглая!..

«Хивря безмозглая…» — эти слова возмутили Марию, которая не в силах была понять причину взрыва обычно спокойной женщины. И, не помня себя, она так мазнула Варвару по лицу сверху вниз своей тяжелой рукой, что та отлетела к столу.

— Вон! Прибью! Ишь, буркалы вылупила, я тебе дам! — замахнулась было Мария снова, но Варвара отбежала за стол.

— Это мы еще посмотрим, кто кому даст, — погрозила кулаком Варя. — Он тебе помахает руками, он тебе покажет, как срамить безпеку… Я приведу его сюда завтра.

От одного слова «безпека» Мария поняла — что-то произошло, почувствовала надвигавшуюся опасность. И, не придя в себя от возбуждения, она ухватила Варю за плечи и одним движением усадила на стул, с которого только что вскочил обеспокоенный новостью Петр.

— Не ори! Рассказывай! — прихлопнула Мария рукой по столу и села рядом. — Ты от него сейчас?

— От него!

— Чего понесло?

— Я к Степаниде… он дома торчал, стал расспрашивать, хозяйка ему сказала, что я им заинтересовалась.

— Ну и о чем он тебя спрашивал?

Варя рассказала все как было, преувеличивая лишь свою неловкость.

— А что за подруга тебя упросила узнать о нем, ты сказала? — настороженно и нетерпеливо спросила Мария.

— Нет, я убежала, — совсем забыла Варя, что крикнула в тот момент: «Наврала все Машка… торговка!»

— Ну и не срами меня. Лезть незачем было.

— Кого срамить? Он тебя и не знает, — снова повысила голос Варя и передразнила: — Откомплиментил ей, обходительный, в ресторан звал… Фантазерка!

— Погоди, не морочь голову, — напряженно соображала Мария. — Откуда же тебе известно, что он не знает меня, если ты не говорила, кто я? Значит, был разговор обо мне?

— О тебе не было. Говорили о той, которую он в ресторан и не думал приглашать.

Вмешался внимательно слушавший Петр:

— Тебя без кувалды, Варька, не поймешь. Речи не было, но было… Шел разговор о Марии, скажи?

— Тебе-то чего надо, морду вытянул, как будто тыщу потерял, — направилась она к двери, но Мария заслонила выход.

— Что ты ему наплела обо мне? Разве он тебе скажет о свиданиях со мной, дура, на такой работе человек? А ты наплела, поди, на меня.

— Да он и не спросил о тебе, нужна ты… Пусти! — попробовала она пробиться силой.

Петр махнул рукой, давая понять Марии, чтобы отпустила незваную гостью. А когда та ушла, сказал со злом:

— Доигралась!

Мария растерянно смотрела на него.

— Что-то же надо делать, соображай, — занервничал Сорока.

— Ты слышал, она говорит, он обо мне и не спрашивал, — напомнила Мария с надеждой.

— Не спросил, так допросит… Убрать надо! — тряхнул лохматой головой Сорока и бросился за дверь.

Артистка смотрела ему вслед испуганным взглядом, не в состоянии молвить слово.

…Стемнело, когда вернулся Сорока — Петро Сорочинский. Одетый в простенькое, под мужичка, одеяние — в сапогах, заношенной вельветовой куртке я древнем картузе с козырьком набекрень, — он швырнул у порога тощий мешок и встревоженно уставился на Марию с Миколой. Те ужинали.

— Что?! — испуганно вырвалось у вскочившей из-за стола Артистки.

— Схватили Шурку-сапожника, скрутили. Варьку он… — наконец выдавил Сорока, утерев рукавом вспотевшее лицо. Желваки так и ходили у него на скулах.

— Ты его… подослал? — испуганно, будто обвиняя, спросила Мария и простонала: — Что вы наделали?!

— А как бы ты хотела? — повысил голос Сорока. — Ты насвистела, наворочала, а я отвечай! Так, Артистка?! Только не хочу я в намордник под цепь, тикаю на волю.

— Толком скажи, не кривляйся, — ухватил его за руку Микола. — Ну?!

— Варьку топором порешил Шурка-сапожник. Я у калитки стоял. Ушли нормально, только муж Варькин, оказывается, засек, налетел, до угла не дошли… Я убег. Сапожник нынче-завтра еще, может, не продаст, но люди меня видели, могут опознать.

— Куда же ты? — понял все Микола, растерянно вернувшись к столу. — Ты поешь, к нам-то не враз сунутся. За что вы ее?

— Это ты супружницу спроси, она тебе вернее расскажет… Она и тебя, погоди, в бега спровадит, коли успеет.

— Спрошу, не твое дело! — оборвал его Микола. — Куда нацелился, можешь сказать?

— К Зубру подамся, разыщу, больше не к кому, еще не поверят, подушат прежде. — Схватив со стола пышную буханку хлеба, Сорока сунул ее в мешок, налил в кружку кипятку, хотел выпить, но обжегся.

— Где же ты Зубра сыщешь? — спросила Мария. — Идем, отведу тебя к Сморчку, переждешь. Я дам знать, пришлют за тобой человека.