Джон Донн - По ком звонит колокол

Эмблема из «Британской Минервы», 1612 г.

[Чрезмерность нам отвратительна, скудость рождает еще большие стенания, / Золотая середина, как показывает опыт, — лучше всего, / Праздность подобает для отдыха, когда кончен дневной труд, / Но пусть отдых сочетается с каким-либо занятием, / ибо когда много [праздности или трудов], и то, и другое становится докучным, они отнимают у жизни радость и удовольствие. // Если же ты знаком с Музами, ищи уединения, пусть от тебя даже все удалятся, / Это нередко доводилось испытать и Солону, / Но нет лучшего друга для размышлений / и для наших сладостных занятий, чем частная жизнь, / Вдали от города и суеты.]

Светский характер истолкования эмблемы не должен вводить нас в заблуждение: изъясняющее стихотворение в своем подтексте отсылает к описанию седьмого дня творения в книге Бытия: "И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал. И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал" (Быт. 2, 2-3). Очевидна связь эмблематического образа с той иконографией творения, о которой мы говорили, — но прочитанной не в теологическом контексте, а в контексте творческих усилий художника.

Однако в ренессансной иконографии мы можем встретить циркуль в серии иных сюжетов, связанных не столько с мотивом творения или творчества, сколько в сюжетах, связанных с репрезентацией такой добродетели, как Temperantia — сдержанность, умеренность. Этот круг образов довольно подробно очерчен в работе Уайт Линн "Иконография Temperantia и добродетели ремесел" [1014] Lynn White Jr. The Iconography of Temperantia and the Virtiousness of Technology / Rabb Т.К., jerrold E. Siegel, eds. Action and convinction in Early Modern Europe. Princeton, NJ. 1969. P. 207-208. и в работе Р. Клибанского, Э. Панофски и Ф. Саксла "Сатурн и меланхолия", где в приложении представлена и обширная иконография [1015] Klibansky R., Panofsky E, Saxl F. Saturn and Melancholia. London, 1964. . Укажем лишь на барельеф "Умеренность" в церкви Св. Михаила во Флоренции: женщина, увенчанная короной с надписью "Temperantia", держит в руках раздвинутый циркуль. Концепт, лежащий в основе соответствующих изображений, восходит к тому представлению, что начертание окружности требует неспешности и сосредоточенности, иначе может дрогнуть рука и круг окажется дефектным, а чем больше окружность, тем больше времени требуется, чтобы ее очертить. И тут опять проступает связь светско-риторического и теологического мышления, в равной мере тяготеющего к символам: символика Temperantia восходит к представлению о Провидении, действующем подобно геометру, и то, что нам кажется случайной кривой, на самом деле — часть великой окружности, которая будет замкнута в конце времен. Напомним, что круг мыслился символом Божества.

С другой стороны, именно с образом Temperantia, по всей видимости, связана столь распространенная в эпоху Возрождения персонификация Меланхолии в виде женщины с циркулем, погруженной в глубокую задумчивость — этот образ хорошо известен по циклу дюреровских гравюр.

«Меланхолия». Гравюра Вирджила Солиса (1514-1562) из цикла «Четыре темперамента»

Видимо, эмблема с изображением циркуля и девизом "Lahore et Constantia" аккумулирует в себе все эти мотивы — и "светский", и "богословский". Сам жанр эмблемы предполагал открытость и вариативность: уже существовавший образец мог подвергаться переосмыслению и модернизации — это вовсе не расценивалось как плагиат или насилие над образом. Так, например, во Франкфурте в 1593 г. выходит гравированный Теодором де Бри том "Emblemata nobilita et vulgo scitu" (Франкфурт, 1593), где присутствуют изображение и девиз, но не дано их истолкование — для него оставлены рамки, предполагающие, что читатель сам заполнит их подобающим текстом.

Мы уже говорили, что, исполняя обязанности секретаря у лорда Томаса Эджертона, Донн мог видеть и, скорее всего, видел "Трактат о предсказательной астрологии" Джона Чамбера. Трактат должен был попасть в дом патрона Донна вскоре после своего выхода — то есть еще до Рождества 1601 г. В декабре 1601 г. Донн сочетался тайным браком с шестнадцатилетней племянницей жены своего патрона -Анной Мор, и вскоре после венчания Анна покинула Лондон и вернулась в фамильное поместье отца, сэра Джорджа Мора — Лузели Парк. После этого Донн прибег к посредничеству графа Нортумберленд, который гостил в феврале в доме Моров, с тем чтобы тот оправдал мужа Анны в глазах ее отца. Однако посредничество оказывалось неудачным, и в феврале 1602 г. Донн был арестован по обвинению в соблазнении девушки.

Тем самым в начале 1602 г. Донн пребывает в разлуке с женой, причем возлюбленные разлучены вопреки своему желанию. У Донна есть серьезнейший повод для написания текста о разлучении возлюбленных — гораздо более яркий, чем поездка в Париж десять лет спустя. Мы имеем и подобающую ситуацию, в которой могло возникнуть стихотворение, и образный толчок к его созданию — титульный лист книги, возможно, известный и предполагаемому адресату стихотворения — Анне Мор, которая познакомилась с Донном именно в доме Эджертонов.

Исходя из этого, мы можем довольно точно датировать донновский текст второй половиной 1601 — началом 1602 г. При том, что датировка эта опирается на косвенные данные, она не менее обоснована, чем та, которая принята вслед за Исааком Уолтоном.

Рождение в католической семье. По отцовской линии — состоятельные купцы. Мать — дочь Джона Хейвуда, поэта и драматурга, и внучатая племянница автора "Утопии" и Королевского канцлера Томаса Мора.

В возрасте сорока трех лет умирает отец. Мать сочетается вторым браком с Джоном Симмиджем, президентом Королевской медицинской академии.

Поступает в Оксфорд, но не кончает курса, так как это связано с обязательным принятием англиканства.

Продолжает учебу в Тринити-Колледж в Кембридже.

Предположительно, путешествует по Европе.

Принят в лондонскую юридическую школу Линкольз-Инн.

Получает причитающуюся ему долю отцовского наследства.