Эрнест Хемингуэй - По ком звонит колокол

– Я бы предпочел не знать, – перебил его Роберт Джордан.

– Ладно, – согласился Гольц. – Когда идешь в тыл противника, лучше не обременять себя лишним знанием, правильно?

– Я всегда предпочитаю не знать. Тогда, независимо от того, что случится, выдал – не я.

– Да, лучше не знать, – сказал Гольц, водя карандашом по лбу. – Сколько раз я оказывался в ситуации, когда говорил себе: лучше бы я этого не знал. Но то единственное, что вам следовало понять насчет моста, вы поняли?

– Да. Понял.

– Не сомневаюсь, что поняли, – сказал Гольц. – Не стану произносить напутственных речей. Давайте просто выпьем. После долгих разговоров меня всегда мучает жажда, товарищ Хордан. Ваше имя забавно звучит по-испански – товарищ Хордан.

– А как по-испански произносится Гольц, товарищ генерал?

– Хоце, – ухмыльнулся Гольц, горловое «х» он произнес с хрипотцой, оно напоминало простудное покашливание. – Хоце, – ворчливо повторил он. – Товарищ хенераль Х-хоце. Знал бы, как произносится Гольц по-испански, придумал бы себе имечко получше, прежде чем отправиться сюда воевать. Подумать только: ехал командовать дивизией, мог выбрать любое имя, какое захотел бы, – и выбрал Хоце. Хенераль Хоце. Но теперь уже поздно менять. Как вам нравится партизанить ? – Это было русское слово, означавшее диверсионную работу в тылу врага.

– Очень нравится, – ответил Роберт Джордан, усмехнувшись. – Все время на свежем воздухе.

– Мне в вашем возрасте тоже очень нравилось, – признался Гольц. – Говорят, вы мастерски взрываете мосты. Очень научно. Но это только слухи. Я сам никогда не видел вас в работе. Может, на самом деле все не так? Вы и впрямь их взрываете? – поддразнил он. – Выпейте. – Он протянул Роберту Джордану стакан испанского бренди. – Так вы их действительно взрываете?

– Иногда.

– С этим мостом никакого «иногда» быть не должно. Ладно, не будем больше об этом. Вы уже и так все поняли. Мы поговорили очень серьезно, так что теперь можем позволить себе и пошутить. Признайтесь-ка, много ли у вас девушек по ту сторону фронта?

– Нет, на девушек времени не хватает.

– Вот это вы зря. Чем менее регламентирована служба, тем менее регламентирована жизнь, а у вас служба совсем не регламентированная. Вот только постричься бы вам не мешало.

– Я стригусь по мере необходимости, – сказал Роберт Джордан. Он бы проклял все на свете, если бы ему пришлось побриться наголо «под Гольца». – У меня и кроме девушек забот хватает, – сердито добавил он. – Какую форму мне надеть?

– Никакой, – ответил Гольц. – И с прической у вас все в порядке. Я просто поддразнил вас. Мы с вами очень разные люди. – Он снова наполнил стаканы. – Вы думаете не только о девушках. Я вообще никогда не думаю. С какой стати? Я – Général Soviétique [4] Советский генерал ( фр .). . Я никогда не думаю. И не пытайтесь заставить меня думать.

Его подчиненный, работавший с картой, прикрепленной к чертежной доске, недовольно буркнул ему что-то на языке, которого Роберт Джордан не понимал.

– Заткнись, – ответил ему Гольц по-английски. – Хочу шутить и шучу. Я всегда такой серьезный, что иногда могу и пошутить. – И, обращаясь к Джордану, добавил: – Ладно, пейте и можете идти. Вы все поняли, да?

– Да, – ответил Роберт Джордан. – Понял.

Они обменялись рукопожатием, он отдал честь и вышел на улицу, где его ждала штабная машина, в которой, дожидаясь его, спал старик; он так и не проснулся, пока они, миновав Гвадарраму, сворачивали на дорогу, ведущую в Навасерраду, и ехали на базу Альпийского клуба, где Роберт Джордан соснул часа три в одном из коттеджей, прежде чем отправиться в путь.

Это была его последняя встреча с Гольцем – человеком со странно белым лицом, которое не брал никакой загар, орлиным взором, крупным носом, тонкими губами и бритой головой, иссеченной морщинами и шрамами. Следующей ночью они уже будут под стенами Эскориала, где в темноте на дороге выстроятся длинные колонны грузовиков, в их кузова будут взбираться пехотинцы со своим тяжелым снаряжением, пулеметные расчеты будут грузить в них свои пулеметы; на длинные платформы по скатам будут поднимать цистерны с горючим – под покровом ночи дивизия начнет движение к ущелью, в котором ей предстоит наступать. Но ему незачем думать об этом. Это не его дело. Это – дело Гольца. У него же своя задача, и думать он должен только о ней, причем он обязан обдумать все очень четко, до мельчайших деталей, чтобы ни о чем не волноваться в ходе выполнения задания. Волнение так же пагубно, как страх. Оно все сильно осложняет.

Сидя у ручья и наблюдая, как прозрачная вода струится между камней, он заметил на другом берегу густые заросли водяного кресса. Перейдя ручей, сорвал пучок салата, промыл корни в ручье и, снова усевшись возле своих мешков, начал жевать чистые холодные зеленые листья и хрустящие перечно-горьковатые стебли. Потом, встав на колени и сдвинув висевший на поясе револьвер назад, чтобы не замочить, оперся руками о камни, склонился и начал пить из ручья. От ледяной воды заныли зубы.

Оттолкнувшись руками, он выпрямился, повернул голову и увидел старика, спускавшегося с уступа. С ним был еще один человек, тоже в черной крестьянской рубахе, темно-серых грубых штанах и чувяках на веревочной подошве – в здешних местах это было своего рода униформой, за спиной у него висел карабин, голова не покрыта. Оба скакали по камням с ловкостью горных козлов.

Когда они подошли к нему, Роберт Джордан встал.

– Salud, camarada , – поприветствовал он человека с карабином и улыбнулся.

– Salud , – хмуро ответил тот. Роберт Джордан посмотрел на тяжелое, заросшее щетиной лицо мужчины. Оно было почти круглым, как и голова, крепко сидевшая на короткой шее. Глаза маленькие и слишком широко расставленные, небольшие уши плотно прилегали к голове. Это был крупный мужчина, ростом около пяти футов десяти дюймов, с большими руками и ногами. Нос у него был перебит, а губы с одной стороны рассекал шрам, тянувшийся через весь подбородок и просвечивавший даже сквозь щетину.

Старик кивнул в сторону своего спутника и улыбнулся:

– Он тут самый главный начальник. – Осклабившись, он согнул руки в локтях, как бы демонстрируя мускулы, и с полунасмешливым восхищением посмотрел на человека с карабином. – Очень сильный человек.

– Я вижу, – сказал Роберт Джордан и снова улыбнулся. Человек ему не нравился, и улыбка была чисто внешней.

– Чем ты можешь удостоверить свою личность? – спросил человек с карабином.

Роберт Джордан расстегнул булавку на клапане левого нагрудного кармана, достал сложенный листок бумаги и протянул его человеку, который с сомнением посмотрел на документ и повертел его в руках.