Кэтрин Хайд - Когда ты был старше

Дверь в спальню Бена была закрыта, но полоска света под ней сообщала, что ночник здесь горел ярче. Может быть, ярче, чем все остальные, вместе взятые. Дверь я не открыл. Да пребудут во сне спящие братья.

Забрел в мамину комнату, зная, что спать там не хочу, хотя и понимал, что в ней была единственная свободная кровать.

Втащил рюкзак, который таскал за спиной пять дней, достал из него кроссовки, чистое нижнее белье и грязное, скопившееся за время путешествия.

Я прошел в мамину ванную комнату и, оказавшись внутри, поглядев на огромную ванну на ножках, решил, что погрузиться в воду было как раз тем, что нужно. Поэтому я так и сделал. Ванна была глубокой, а вода — горячей.

Окунул в нее свое усталое тело и улегся на спину, закрыв глаза.

Затих, вздыхая.

Следующее, что я осознал: как вскакиваю в ванне во весь рост, отфыркивая и отплевывая воду из носа и рта. Видимо, сейчас это было чересчур опасным для меня мероприятием. Слишком клонило в сон, чтобы нежиться в ванне.

Вытерся, надел чистые трусы. Хорошо было бы поспать в футболке, только чистой у меня не оказалось. Глубоко вздохнув, я забрался на мамину кровать. Сюда, помню, мне не позволяли залезать. Только с одним исключением: если приснился кошмар.

Молча, про себя, сказал матери, что убежден: это как раз тот самый случай.

Два дня спустя после обрушения башен меня в темноте, чуть позже половины шестого утра, подобрала попутка. Я знал, что это 70-е шоссе и я нахожусь западнее Индианаполиса, но не знал, был ли я еще в Индиане или ночью уже успел заехать в Иллинойс.

В темноте многое становится тайным. Может, поэтому людей, боящихся света, столько же, сколько и тех, кто пугается тьмы.

— Обычно я не останавливаюсь, когда голосуют, — сказал водитель, не успел я еще и рта раскрыть. Лет ему было где-то за шестьдесят, волосы, то ли белокурые, то ли седые, то ли то и другое вместе, очень коротко стриженные под старомодный «ежик». На нем была трикотажная кофта самого тревожного оттенка оранжевого цвета. — Но я понимаю, что люди до сих пор мучаются, чтобы добраться домой, возвращаясь из гостей. Ваш случай?

— Так и есть, сэр. Пытаюсь из Нью-Йорка попасть обратно в Канзас на похороны, и билет на самолет заказал, но… ну, вы знаете.

— Тогда давай, залазь, — сказал он.

Какое-то время мы ехали молча. Как долго, сказать трудно. Может быть, минут десять, может, и полчаса. А может, я и вовсе задремал, не заметив.

— В Канзасе где обитаешь? — спросил он вдруг, заставив меня вздрогнуть.

— В Нигдебурге, — ляпнул я, позволив себе расслабиться всего на долю секунды. Забыл, что существуют понятия, предназначенные исключительно для молчаливого хранения в голове. — Извините. Я имел в виду в Ниебурге. Ниебург, штат Канзас.

— Интересно…

— Когда мы были детьми, то всегда звали его Нигдебургом. Понимаете. Ни-е-бург. Нигдебург. Искушение было неодолимым.

На это мужчина ничего не ответил, хотя мне показалось, что он-то как раз из тех, кто в силах противостоять искушениям. Вместо этого он просто заметил:

— Никогда не слыхал о таком городе в Канзасе — Ниебург.

— Спасибо, что помогли подтвердить мои мысли.

Опять долгое молчание. Достаточно долгое, чтобы вновь убаюкать меня под гипнозом дороги.

— Горькая выпала доля, — произнес мужчина, вновь встряхнув меня. — Ко всему этому еще и похороны. Кто-то из близких?

— Мама.

— От-те-на. Извини, что спросил.

— Ничего страшного. Ну да. Время гадкое. Особенно когда почти все, кого я знал, были в одной из этих башен.

Он, похоже, какое-то время обдумывал это. Будто бы услышал такое, что могло быть, а могло и не быть правдой.

— В какой?

— В Северной башне. Одной из Всемирного торгцентра.

— Знаешь о ком, кто бы выбрались живыми?

— Только об одном. Он опоздал на работу, как и я. Моя контора находилась выше… вы же понимаете… этажей, которые попали прямо под удар. Я слышал в новостях по радио, что считается, никто не уцелел из находившихся выше линии удара.

Интересно. Интересно, что я говорю об этом так, будто пересказываю содержание фильма, который посмотрел пару дней назад.

Несколько минут мы не говорили. Я смотрел в окошко и видел, как меркли звезды, как намек на утро высвечивался в боковом зеркале. Прямо позади нас.

Зазвонил мой сотовый, появилось ощущение, будто кто-то метнул в мой живот чем-то тяжелым. Может, кирпичом. Может, куском железа.

«Прошу, — подумал я, — только не Керри». Проверил. Звонила Керри.

— Не возражаете, если я поговорю? — спросил я у водителя.

— Нет, с чего бы мне возражать?

— Не знаю. Просто считается грубым.

— Валяй.

Я раскрыл телефон.

— Керри, — во рту пересохло, словно его набили ватой. Я чувствовал, как пульсировало у меня в ушах.

— Его нашли, — сказала она.

Только я уже успел надеть броню. Поэтому ее слова просто ударились о броню и отскочили.

— Джефф?

— Кто же, к черту, еще, Рассел? О ком, к черту, еще я позвонила бы тебе и сказала: «Его нашли»?

Верно, тупой вопрос. Но и она себя показала с новой стороны. Повода говорить со мной раздраженно у нее не было. Помимо того, что она потеряла мужа. Я решил вникнуть в обстоятельства и — будь что будет.

— Действительно ли нашли его тело? Я считал, что это невозможно при том…

— Он выпрыгнул.

У меня вдруг защипало у самого основания языка, как от лимонного сока, и желудок опасно заворчал. Я открыл рот, но выговорить ничего не получалось. Закрыл глаза и попробовал представить себе картину. Ту, что видел двумя днями раньше в телескоп. Конечно же, это был не Джефф. По крайней мере разум настаивал на том, что не он. Только на самом деле это не имело значения. Потому что все равно это был кто-то.

— Ты когда возвращаешься? — спросила Керри, словно прося, с надрывом в голосе, какого я не слышал прежде. Опять же, времена наступили поразительные.

— Я еще не добрался до места.

— Но… ты что думаешь? Надолго, по-твоему, придется остаться?

— Понятия не имею.

— Это займет… сколько? Дней пять или около того, чтобы разобраться с похоронами?

— Керри, я еще даже не сообразил, кто будет заботиться о Бене.

Это была ложь. На самом деле. Я уже. Сообразил. Я — единственный кандидат.

— Ты мне нужен здесь, — сказала она, обрывая разговор.

Душа моя устремилась к ней… потом обернулась и припустила, как вспугнутый койот.

Искоса я глянул на водителя. Вот потому-то я и не хотел, чтобы звонила Керри. Потому и не хотел отвечать на звонок.

Н-да. Одна из причин.

— Может, поговорим об этом позже?

— Что там происходит, Рассел? — вперемешку с рыданиями.

— Ничего. Вообще-то. Меня просто подвозят. Этот милый джентльмен везет меня по Индиане…

— Иллинойсу, — поправил милый джентльмен. На случай, чтобы не было сомнений, слушает ли он. Впрочем, как он мог не слушать? Это ж проклятое переднее сиденье машины.