Юрий Хазанов - Укол рапиры

Стелла Максимовна уже возилась на кухне, девочки помогали, Слон развлекал остальных гостей.

— Не знаю, как в вашем возрасте, — говорил он, — а в более позднем так называемое хобби немало скрашивает жизнь. Нет, я пока еще работаю, я конструктор, мне дают работу на дом… Но я не о том. Вот недавно собирал изображения, портреты, фотографии тех, чьи имена стали обозначать различные предметы или понятия. В это играть даже можно — кто больше назовет? Начнем, пожалуй… Ну-ка…

Ом, Ампер, Ватт, Рентген были названы сразу. Чей-то одинокий голос прибавил сюда Галифе (французский генерал и покрой брюк), кто-то вспомнил доктора Гильотена, а потом наступила пауза. Даже такой заядлый курильщик, как Котька Астахов, не догадывался, что именно Жан Нико, будучи французским посланником в, Португалии, отправил в 1560 году в Париж семена табака, завезенные на Пиренейский полуостров с далекого острова Табако (или Тобаго) в Карибском море. От этого дипломата и пошло название «никотин» — сильного яда, который находится в семенах и листьях табака… И никто подавно знать не знал, что жили себе на белом свете лорд Сандвич, который первым в мире догадался положить кусок сыра или колбасы между двумя ломтиками хлеба, чем и прославил себя на века; или Жан Жилль Гобелен, увешавший своими коврами чуть не все стены на планете; или еще один лорд — Фицрой Джеймс Генри Сомерсет Реглан, по чьему фасону мы носим пальто и плащи; не говоря уже о знаменитом Адольфе Саксе, без которого человечество не имело бы даже понятия, под музыку каких инструментов следует танцевать фокстрот или танго; или, наконец, о скромном изобретателе чердачной квартиры — Франсуа Мансаре; или о Бендиксе, без которого автомобильный мотор до сих пор бы ручкой заводили…

Из кухни донесся звон тарелок, а Слон рассказывал уже о новом своем влечении: родословное древо собаки… Вот, смотрите — эта ветвь от волка, эта от шакала… Ничего страшного — тут есть тоже премилые собачки. А в этом альбоме — все почти породы, их описание, история, назначение… Небось не слыхивали, что есть такие, скажем: миттельшнауцер, чихуа-хуа, чау-чау, бедлингтон…

— Дратхар, — задумчиво сказал Витя. Это было самое оригинальное, что он мог вспомнить. В остальном же в его голове крутились обыкновенные боксеры, пудели, доберман-пинчеры и еще, пожалуй, тибетские терьеры…

— Правильно, — сказал Слон и заглянул в оглавление своего альбома. — Сейчас найдем.

Но тут их позвали к столу, где были чай, пирожные, разные воды и в довольно большом количестве плоды изобретательного ума лорда Сандвича.

— Скажи ты, — попросила Стелла Максимовна Слона.

И он сказал:

— На банкете полагается произносить тосты. Я подымаю свой предполагаемый бокал не за то, чтобы из каждого сидящего здесь получилось театральное светило. Это вряд ли произойдет. Да и не в этом суть… Я подымаю свой бокал и не за то, чтобы каждый из вас мог совершенно безошибочно сказать уже теперь: я буду актером, я — физиком, я — архивистом… Хорошо, конечно, когда звезда приходит к тебе сама, чуть не в колыбель. Но не всем такое дано. Большинству приходится доставать для себя звезду, снимать с небосвода, искать между созвездиями и туманностями. Залезать надо высоко, и без лестницы тут не обойтись. И вот книги, искусство — одни из самых надежных ступенек этой лестницы… Я подымаю свой предполагаемый бокал за ступеньки!

— Ура! — крикнул Котика Астахов, но на него шикнули.

Шура отхлебнул чая, тепло разлилось внутри, ему было легко и приятно, он почувствовал себя смелым и красивым, поглядел на Нину и подумал, что хорошо бы сейчас поцеловать ее по-настоящему — не так, как Женька на сцене. Хотя и три раза. И никакому Сеньке он ответов давать не будет. Новости еще!..

Девчонки уже поглядывали по сторонам, робко намекая, что пора бы включить магнитофон или, на худой конец, проигрыватель, Шура решал про себя, будет ли он танцевать с Ниной, а Котька Астахов, чтобы не отстать от хозяина, тоже вознамерился сказать что-то вроде тоста, для чего постучал ложечкой по тарелке.

— Можно я? — спросил он. — От имени гостей. Желаю, чтобы вас, — Котька поглядел на хозяев, — положили в гроб… — Последовала эффектная пауза, во время которой девчонки с ужасом переглядывались, а видавшие виды мальчишки тоже казались смущенными —…который будет сделан из столетнего бука, — невозмутимо продолжал Котька, — который посадят ваши внуки… — Легкий вздох облегчения среди публики, — …когда им стукнет по сто лет!.. — Огромный вздох облегчения и аплодисменты.

— У нас нет детей, — сказал Слон, — но все равно спасибо, как принято говорить, за добрые пожелания.

(Котьке потом здорово попало от девочек: лезет со своими дурацкими шуточками куда не просят, надо ему… Узнал бы хоть сначала, есть ли эти самые внуки, которым дерево сажать…)

Затем были все-таки танцы. Но Шура так и не пошел, хотя Нина звала; сделал вид, что очень занят разговором, а сам с завистью, искоса наблюдал, как она отплясывает с Котькой Астаховым. Не хотелось Шуре ударить в грязь лицом, а не ударить при своем хореографическом уровне он не мог. Потому листал собачим альбом и слушал, как Стелла Максимовна рассказывала нетанцующим и отдыхающим от танцев про себя.

Она трижды поступала в театральное училище, поступила наконец; окончила, стала работать в театре. Но никакого удовольствия не получала: понимала, что середнячок, что никогда не поднимется выше своего уровня. И не в уровне только дело. Не всем быть Ермоловыми или Гурченко. Дело, увы, в собственных амбициях. Она стремилась, желала играть лучше, но не умела. И это ее мучило, не давало покоя. Ей бы смириться — была бы счастливой средней актрисой. Но она не могла — и страдала, завидовала, тосковала. К счастью, нашлись умные люди, друзья — помогли вырваться из круга, очерченного собственной гордыней, помогли сломать установленный для самой себя стереотип… Стала работать в библиотеке, увлеклась географией — началось это с разглядывания атласов, физических и политических карт; пошла на вечерний геофак педагогического института. Очень манили ее эти линии и точки на карте, эти копиры самых разных форм и размеров, которые оказывались интереснейшими городами, островами, материками, мысами и озерами, дорогами и горными цепями… А названия какие! Тегусигальпа, Мадейра, Богота́, Мезень, Анадырь… Если б еще ездить можно было, куда хочешь… Например, на остров Маврикий…

Стелла Максимовна взглянула на мужа, сказала:

— У нас даже домашний гимн такой появился. В честь Маврикия и Слона. Мы его на мотив «По улице ходила большая крокодила» поем. Спеть вам?..

И на фоне ансамбля «Бони М» негромко зазвучала незатейливая мелодийка: