Юрий Аракчеев - Пирамида

Смотрю на учительницу, слушаю ее внимательно и думаю: как же все-таки трудно судить людей! Где он, критерий? Симпатии, антипатии, настроение, воспоминания, ассоциации, посторонние мысли… А ведь решается судьба человека! Где же он, общий критерий?

А ведь он должен быть. И, наверное, есть. Какой?

И вот сижу я в холодном, нетопленом помещении городского суда Мары, а рядом со мной на большом столе — папки «Дела Клименкина». Одиннадцать томов — стопка высотой сантиметров тридцать. «Дело № 358. Начато 26/IV-70, закончено 8/ХII-74».

Открываю первый том. Протокол задержания Клименкина, протокол осмотра места происшествия. Протокол обыска, составленный с 3.00 до 3.30 ночи 26 апреля. «Изъят нож длиной 17,5 см, лезвие — 9 см. Со следами ржавчины и серо-бурых пятен. Ручка обмотана черной изоляционной лентой». Этот нож будет признан «орудием убийства», хотя на нем не обнаружено следов крови, и после приговора первого суда он якобы уничтожен. Однако во время третьего следствия уничтоженный нож окажется неуничтоженным и будет многократно фигурировать в показаниях Ичилова и его «спутников», несколько раз также этот нож будет сфотографирован по приказу следователя Бойченко.

Обыск произведен без санкции прокурора, при одном понятом.

Затем идут протоколы допросов потерпевшей и ее мужа — на туркменском языке. А вот и допрос Клименкина, составленный «старшим оперуполномоченным В. Каспаровым», — 16-й лист дела. В части «Высшая мера» вы уже прочитали текст, приведенный документально… Исторический лист — протокол опознания личности, 17-й лист первого тома. Все сошлось на этом желтоватом тонком листе — жизнь или смерть Клименкина, судьба многих участников четырех процессов, его читало множество глаз — в Мары, Ашхабаде, Москве…

ПРОТОКОЛ ОПОЗНАНИЯ ЛИЧНОСТИ

Из предъявленных личностей в количестве пяти человек, как:

1. Салахутдинов — 1935 г. рожд.

2. Семенов Григорий Матвеевич — 1926 г. рожд.

3. Клименкин Виктор Петрович — 1949 г. рожд.

4. Лопухин Виктор Александрович — 1942 г. рожд.

5. Семенов Анатолий Васильевич — 1945 г. рожд.

Из предъявленных граждан потерпевшая опознала гражданина, стоящего третьим. Опознанный назвался Клименкиным Виктором Петровичем, 1949 г. рожд.

Потерпевшая пояснила, что именно он в туалете на территории вокзала ст. Мары нанес ножевые ранения. Протокол зачитан вслух, записан верно и прочитан в переводе на туркменский язык.

За неграмотного — (подпись).

В качестве переводчика приглашен гр. Кадыров, который предупрежден по ст. 203 УК ТССР за ложный перевод.

Подпись опознанного: В. Клименкин.

Опознание произвел ст. лейтенант ст. следователь станции Мары

Ахатов.

Все. Уместилось на одной стороне листа.

Подчеркнут карандашом год рождения Семенова Григория. Абзац «Потерпевшая…» отчеркнут слева двумя синими карандашными чертами.

Беднорц говорил мне, что если бы в протоколе было добавлено: «Она опознала его по коричневому пиджаку, по волосам и по заиканию», то защищать Клименкина было бы значительно труднее. Промахнулся Ахатов.

И все же — разница в возрасте «предъявленных граждан»… Но что значит эта разница перед подписью в графе опознанного!

И, конечно, Каспаров. Который вмешался потом.

Ставлю себя на место Ахатова. Как все хорошо и четко! Преступник молниеносно арестован и тут же опознан самой потерпевшей! Чего же вам еще?

Ах, этот правдолюбец Каспаров… Ну зачем он высунулся? Что ему, больше всех надо? Зачем?!

Алла рассказывала: на втором процессе судья Алланазаров спросил Ахатова:

— Чем, по-вашему, объясняются показания Каспарова, которые противоречат вашим?

Ахатов аж вскинулся:

— Он до того купленный, что трудно представить!

И Ахатов, и Бердыев, который держал Клименкина на опознании за руку, и Гельдыев, присутствовавший на опознании, и врач Кадыров — все старались потом показать, что Каспарова вообще на опознании не было . И показания его, следовательно, — чистая ложь.

На четвертом процессе Каспаров не в первый раз заявил, что он вместе с милиционером Бердыевым конвоировал на опознание обоих Семеновых.

Аллаков спросил Бердыева:

— Кто конвоировал Семеновых?

— Два сотрудника милиции, — честно сказал Бердыев.

— Одним из них были вы?

— Да.

— Кто был второй?

— Не знаю.

— Может быть, Каспаров?

— Нет.

— А Каспарова вы вообще знаете?

— Не знаю и знать не хочу! — в сердцах сказал Бердыев.

Допрос Григория Семенова, который был судим в 1969 году за кражу. Освобожден 24 апреля, ехал домой. Допрашивал Ахатов — что же удивительного, что Семенов подписался под словами: «…нас доставили в больницу, где одна больная женщина при мне указала на Клименкина и сказала, что он ранил ее…»

Покойный Анатолий Семенов: «16 апреля 1969 года осужден к двум годам лишения свободы. 29 июня 1969 приехал в Мары будучи освобожден условно-досрочно». Условно-досрочно! Как же легко было Ахатову, надавить… И вот: «Сегодня нас всего пять человек в больнице, показали одну старуху, где она указала на Клименкина и сказала, что он ранил ее». Ахатовское косноязычие, однако та же четкая формулировка в конце.

Вот они, петли, опутывающие человека. А что сделаешь? Здесь — власть Ахатова, которого можно понять: он работает. И работает по-своему хорошо. По-своему.

Допрос Гриневича, соседа Клименкина по общежитию, двадцатилетнего парня. С испугу, видно, но он на приятеля своего клепает. Не без помощи Ахатова, конечно, — записано ведь им.

Наконец, допрос самого Клименкина, произведенный на этот раз не Каспаровым, а Ахатовым, хотя показания написаны Клименкиным собственноручно:

«…Затем они подняли подушку и матрац Гриневича и показали мне мой нож, но откуда они вытащили, я не заметил, так как я одевался. Нож принадлежит мне, так как в 1969 г. летом на работе изготовил я сам… Будучи в вокзале, я с собой этого ножа не брал, на территории вокзала я ни с кем не ссорился и никому ножевые ранения не делал. 26 апреля в больнице меня опознала одна женщина и сказала, что я ей порезал, но я этого не делал. Ножа моего забрали работники милиции».

Еще одна победа Ахатова. «26 апреля в больнице меня опознала одна женщина и сказала…»

Или это правда ? И не прав Каспаров, утверждавший, что женщина молча и неопределенно рукой махнула? И меня посетили здесь сомнения, которые посещали, наверное, многих, читавших эти страницы. Ведь написано собственноручно . Как же не радоваться Ахатову? Четкая, последовательная, логичная работа…

И тут же подкрепление — очная ставка Клименкина и Семенова Анатолия. Клименкин говорит: «Прощался и поцеловал в щеку Григория, уходя с вокзала домой». Семенов: «Не прощался».