Сергей Ионин - Если любишь…

— В магазин, а? — Николай вопрошающе уставился на бабку Летягу.

— Бежи, милай, в роддом, не слушай этого шалапута, — бабка осуждающе глянула на Ваську. — Э-э… тебе б только шары налить. Шалопут и есть шалопут…

— Ну, ладно, бабка, — отмахнулся Васька. — Пошли, Колька, неча тут сидеть.

Он взял Николая под мышки, поднял с табуретки и повел к двери.

— А часы-то! — вспомнила Летяга. — Зентуй, че ли…

— Да-а!.. — Николай снял часы с руки и подал бабке. — Спасибо тебе.

— Не за что, милай, ты ей спасибо-то скажи… — проворчала бабка, убирая часы в шкафчик. — Раз обешшал… — будто успокаивая себя, закончила она.

Вера Бочарова находилась в роддоме вторую неделю, врачи уже косились на нее, но выписать не имели права, как жену геологоразведчика.

Целыми днями она сидела у окна и ждала, когда наконец приедет Николай и заберет ее и маленького Герку, Германа. На улице вовсю догуливала свои последние деньки весна. Уже, как факелы, светились зеленью деревья, отцветала сирень, и как-то ночью громыхал недовольно, будто разбуженный не вовремя, первый гром.

Николай не появлялся. Навещавшие Веру соседки докладывали, что он взял на работе отпуск и на радостях загулял. Николай и раньше любил на праздники покуролесить, но чтоб такое…

— Да что ты нервничаешь-то? — старались успокоить ее соседки по палате. — Радуется, видать, сыну, вот и загулял…

— Радуется… — уныло отвечала Вера. — А мне-то каково? А девчонки дома как? Небось и последить некому.

Женщины понимающе кивали и молча сочувствовали ей, им были понятны и близки тревоги Веры.

— Не любит он меня, не любит. Любил бы, разве ж так поступил… Гужуется где-то с этим Васькой беспутным, небось с бабами… — плакала Вера.

— Ну уж ты себя не трави, не трави… Не придумывай чего нет, не такой Коля, чтоб за Васькой-то тянуться…

— Да уж… — Вера платочком промокнула глаза. — У него и до меня еще Люська была, которая у них коллекторшей работает.

— Так то была… — многозначительно говорили бабы. — А то есть, верный он у тебя, ничего себе такого не позволит. Самостоятельный мужик…

Успокаивали женщины Веру, но того не понимали, что для себя она уже решила — пусть бы даже у него было с кем, все-таки с беременной женой тяжело мужику выдержать, пусть было, но почему не едет, не забирает, ведь стыдно перед людьми… Ой, как стыдно — и за него, неизвестно куда пропавшего, и за себя, вроде брошенную.

— Вера! Верка! — донеслось с улицы через раскрытое окно.

Вера выглянула на улицу — внизу, под окном их палаты, стояла подружка по работе на ферме Анастасия Шапошникова.

— Вера! — крикнула еще Настя и будто споткнулась, увидела Веру. — Ты что, совсем себя довела? В зеркало-то глянь — худющая, бледнющая…

— Дома-то у меня как? — устало спросила Вера и всхлипнула.

— Нормально. Корову вашу Нина доит. А твой-то появился, сегодня утром приехал, к тебе собирается.

— Нужен он тут, опухший-то… — с обидой возразила Вера.

— Ниче… — неопределенно махнула Анастасия и засмотрелась в конец улицы. — Да вон он, кажись, едет… Лошадь-то вроде геологоразведская, Сивуха…

Все в деревне знали Сивуху геологоразведки. Этой лошади было неведомо сколько лет, некоторые даже говорили, что она в разведке с войны, но это, конечно, было сомнительно. Держали Сивуху из жалости, возила она в столовую продукты из района, тем и оправдывала свое существование.

Вера хотела было полюбопытствовать, кто там едет, точно ли Николай, но пересилила — обида взяла верх.

— Да глянь! Глянь, чего он вычудил! — кричала Анастасия и показывала пальцем в сторону, откуда должен был появиться Бочаров-муж.

Из соседних окон повысовывались все бабы, что-то заобсуждали, загалдели, засмеялись.

Услышав их смех, Вера отошла от окна и села на свою постель.

— Вера! Вера, ну ты посмотри на него! Не зря ждала-то?!

Ее чуть не силой подхватили и подвели к окну.

Внизу стояла понуро Сивуха, которой все в жизни надоело, и равнодушно шлепала своими вислыми губами, а на телеге среди целого воза черемуховых цветущих веток сидел Николай, и припухшая его физиономия расплывалась в какой-то дурной улыбке.

— Вера! — заорал он радостно, увидев жену. — Я за тобой и за парнем! Вот приехал! Вера!..

Вера отвернулась от окна, села на свою постель и расплакалась горько, навзрыд.

— Ну что ты? — всполошились женщины. — Что ты? Приехал же!

— Ну его, дурака… Приехал… И то как идиот какой, посмешище из меня делает.

— Да почему посмешище-то?

— Дак воз черемухи… Нет, чтобы вовремя да с букетом, по-людски!

— Ох и дура же ты, Верка… Он же с любовью!.. Это наши припрутся с постными физиономиями, с защипанными букетиками, а твой-то… Орел!

В палату вошла санитарка.

— Бочарова, за вами пришли, то есть приехали… — Она улыбнулась и добавила: — Какой у вас муж интересный!

Вера, все еще плача, стала собираться домой.

Она вышла из дверей роддома, а за нею санитарка вынесла маленький сверточек, из которого выглядывало сморщенное личико маленького Герки Бочарова. Николай подхватил Веру на руки, поцеловал и посадил на телегу, потом бережно принял сына и положил его на черемуховые, медово пахнущие цветы.

Они ехали по деревне, а позади телеги и по бокам бежали пацаны, возле своих ворот толпились деревенские.

Бабка Летягина, вышедшая тоже глянуть на процессию, перекрестила вслед Бочаровых и пробормотала по привычке ворчливо:

— Дай бог здоровья, дай-то бог! Вот ведь как радуется, всему миру праздник… а то… небось человек родился, сын опять же.

Проснувшись наутро после очередного загула, совхозный механизатор Герка Бочаров долго лежал, глядя на оклеенную голубыми обоями стену. С похмелья ныли все мышцы и казалось — только повернись, сердце выпрыгнет из груди или, надорвавшись стучать, остановится.

— Вера, Верка… — боясь пошевелиться, слабым голосом позвал Герка. Жена не отвечала, и он вспомнил, как вчера поносил ее самыми позорными словами, а потом, когда она волокла его домой, кажется, разбил ей нос, не то губы. Куда бил, он не помнил, но кровь была. Это он знал наверняка потому, что, когда бил, на щеку ему брызнуло что-то липкое и теплое. Кровь, не иначе.

Герка еще раз на всякий случай позвал:

— Ве-е-ерка… — но в доме было тихо. «К теще упорола…» — подумал он беззлобно и даже с одобрением — с похмелья он бывал добр и испытывал чувство вины.

Лежать было тяжело. Герка знал, что надо пересилить себя, встать, залить капустным рассолом внутренний жар, сходить на речку искупаться в студеной воде и уж тогда наведаться к сельмагу, где всегда можно опохмелиться.

Он осторожно перевернулся на спину и почувствовал, как выше поясницы заныли почки. Вчера пили много — и водку, и краснуху, и пиво, так что тяжелое похмелье было понятным. Сам он вообще-то предпочитал водку с кислой капустой на закуску. Водку он мог пить долго и помногу и не болеть так сильно. А вот уж когда намешаешь, тогда… Герман собрался с силами и сел.