Владимир Набоков - Бледный огонь

Строка 894: Король.

Фотография короля нередко появлялась в Америке в первые месяцы земблянской революции. На кампусе время от времени какой-нибудь проныра с хорошей памятью или одна из клубных дам, которые всегда увивались за Шейдом и его эксцентричным другом, спрашивали меня с принятой в таких случаях бессмысленной значительностью, говорил ли мне кто-нибудь, как я похож на этого несчастного монарха. Я парировал фразой, вроде «все китайцы похожи друг на друга», и менял разговор. Но однажды в преподавательском клубе, где я расположился, окруженный коллегами, мне случилось подвергнуться особенно неловкому нападению. Гастролер-преподаватель немецкой литературы из Оксфорда все восклицал, и вслух и себе под нос, что сходство «абсолютно неслыханное», и, когда я небрежно заметил, что все бородатые земблянцы похожи друг на друга и что, в сущности, название «Зембля» это не искаженное русское слово «земля», а происходит от Semblerland, т. е. страна отражений или «схожих», мой мучитель сказал: «Это-то так, но король Карл не носил бороды, и тем не менее это в точности его лицо! Я имел (добавил он) честь сидеть в нескольких ярдах от королевской ложи на спортивном фестивале в Онхаве, который я посетил с моей женой — она шведка — в 1956 году. У нас дома есть его фотография, а ее сестра очень хорошо знакома с матерью одного из его пажей, интересной женщиной. Разве вы не видите (чуть ли не дергая Шейда за лацкан) поразительного сходства в чертах — верхней части лица и глаз, да, глаз и переносицы?»

«Нет, сударь, — сказал Шейд, меняя закинутую ногу и слегка перекатываясь в кресле, как обычно бывало, когда он готовил какое-нибудь изречение, — нет ровно никакого сходства. Я видел короля в кинорепортаже, и нет никакого сходства. Сходство — это тень различия. Разные люди усматривают разное сходство и одинаковые различия».

Добряк Неточка, казавшийся странно смущенным во время этого разговора, заметил кротким тоном, как грустно думать, что такой «симпатичный правитель», вероятно, погиб в тюрьме.

Тут вмешался профессор физики. Он был из так называемых «розовых» и верил во все, во что верят так называемые «розовые» (Прогрессивное Образование, Безупречная Честность всякого шпионящего для России, Радиоактивные Осадки исключительно от бомб американского производства, существование в недалеком прошлом Эры Маккарти, Советские Достижения, включая «Доктора Живаго» , и т. д.). «Ваше сожаление необоснованно, — сказал он. — Этот жалкий правитель, как известно, бежал, переодетый монахиней; но что бы с ним ни случилось или случится, не может интересовать земблянский народ. История его изобличила, и это его эпитафия».

Шейд: «Это правда, сударь. В должный срок история всякого изобличит. Может быть, король умер, а может быть, так же жив, как вы или Кинбот, но будем считаться с фактами. Я знаю с его слов (указывая на меня), что эти широко распространенные рассказы насчет монахини — вульгарная проэкстремистская выдумка. Экстремисты и их друзья выдумали много чепухи, чтобы скрыть свой конфуз; правда — это то, что король вышел из дворца, пересек горы и покинул страну, не в черном облачении бледной старой девственницы, а одетый атлетом, в красную шерсть».

«Странно, странно», — сказал немецкий гость, который (в память Лесного царя, быть может) один уловил протрепетавшую и тотчас же замершую таинственную ноту.

Шейд (улыбаясь и потирая мое колено): «Короли не умирают, они только исчезают, не правда ли, Чарльз?»

«Кто это сказал?» — резко, как будто выходя из транса, спросил невежественный и всегда подозрительный глава английского отделения.

«Вот посмотрите на меня, — продолжал мой друг, игнорируя г-на X., — обо мне говорят, что я похож по крайней мере на четырех человек — Сэмуеля Джонсона; старательно реставрированный череп древнего человека в Экстонском музее; и на двух местных персонажей, расхристанную торопыгу, разливающую похлебку в кафетерии Левин-Холла».

«Третья в ряду ведьм», — уточнил я забавно, и все засмеялись.

«Я бы скорее сказал, — заметил г-н Пардон (Американская История), — что она похожа на судью Гольдсворта» («Он один из нас, — вставил Шейд, наклоняя голову, — в особенности когда по-настоящему бушует против всего мира после хорошего обеда».)

«Говорят, — поспешно начал Неточка, — Гольдсворты очень приятно проводят время…»

«Как жаль, что я не могу представить доказательства тому, что говорю, — пробормотал упорный немецкий гость. — Если бы только здесь была фотография. Не может ли где-нибудь быть…»

«Разумеется», — сказал молодой Эмеральд и встал.

Профессор Пардон заговорил теперь со мной: «У меня было впечатление, что вы родились в России и что ваша фамилия что-то вроде анаграммы Боткина или Бодкина?»

Кинбот: «Вы меня путаете с каким-то беженцем из Новой Зембли» (саркастически подчеркивая «Новой»).

«Кажется, вы говорили мне, Чарльз, что „кинбот“ на вашем языке значит „цареубийца“?», — спросил мой дорогой Шейд.

«Да, губитель короля», — сказал я (я жаждал объяснить, что король, потопивший свою личность в зеркале изгнания, в каком-то смысле является именно этим).

Шейд (обращаясь к немецкому гостю): «Профессор Кинбот — автор замечательной книги о фамилиях. Кажется (мне), существует английский перевод?»

«Оксфорд, тысяча девятьсот пятьдесят шестой год», — ответил я.

«Вы, однако, знаете по-русски? — спросил Пардон. — Мне кажется, я слышал на днях, как вы беседовали с этим — как бишь его? — о Господи» (старательно складывая губы).

Шейд: «Сударь, нам всем бывает трудно подступиться к этому имени» (смеется).

Профессор Хёрли: «Вспомните французское слово „шина“, рипоо ».

Шейд: «Дорогой мой, я боюсь, вы только надкололи это затруднение» (громко хохочет).

«Шина лопнула, — ввернул я. — Да, — я продолжал, повернувшись к Пардону, — я, конечно, говорю по-русски. Видите ли, это был, по крайней мере у земблянской знати и при дворе, модный язык par excellence, куда более, чем французский. Теперь, разумеется, все это переменилось. Теперь насильно обучают низшие классы говорить по-русски».

«А мы разве не пытаемся тоже преподавать русский язык в школах?» — спросил «розовый».

Тем временем в другом конце комнаты молодой Эмеральд совещался с книжными полками. Теперь он вернулся с томом иллюстрированной энциклопедии А — З.

«Вот, — сказал он, — вот он, этот король. Но посмотрите, он молод и хорош». («О, это не годится!» — завопил немецкий гость.) «Молод, хорош и одет в разукрашенный мундир, — продолжал Эмеральд. — Просто расфуфыренная куколка».

«А вы, — проговорил я спокойно, — щенок с грязным воображением, в грошовом зеленом пиджаке».

«Да что я такое сказал?» — спросил у присутствующих молодой инструктор, разводя ладонями, словно ученик Христа в «Тайной вечере» Леонардо.