Себастьян Фолкс - И пели птицы… [litres]

Уир глотнул виски и содрогнулся, когда алкоголь потек по пищеводу. Ему становилось все труднее и труднее переносить долгие подземные смены – даже с помощью того, что он приносил с собой в поясной фляжке. И он все чаще придумывал причины, которые позволяли ему посылать вместо себя кого-то другого.

Получив отпуск, Уир съездил в Англию. До дверей викторианской виллы родителей в Лимингтон-Спа он добрался уже в сумерки, позвонил. Открывшая дверь горничная спросила, кто он. Телеграмма, посланная им, затерялась, его не ждали. Мать отсутствовала, отец, по словам горничной, находился скорее всего в парке. Стоял октябрь, со времени наступления при Анкре прошло три месяца.

Уир снял шинель, оставил ее на кресле вестибюля и, опустив ранец на пол, прошел через дом. За ним простиралась ровная лужайка с кустами лавра и огромным кедром в углу. Уир увидел вьющихся в сыром воздухе комаров, ощутил, как сапоги тонут в ковре коротко подстриженной травы. Плотная, она замечательно пружинила под ногами. Воздух был насыщен ароматами вечернего парка. Густое безмолвие давило на барабанные перепонки. Он услышал, как в доме хлопнула дверь; услышал дрозда; услышал выхлоп грузовика на тихой пригородной улице.

Слева от лужайки стояла большая теплица. Уир различил струйку дыма, вырывавшуюся из-за двери. А подойдя поближе, унюхал знакомый запах отцовского трубочного табака. Он остановился на пороге, глядя внутрь. Отец стоял на коленях под полкой, на которой были аккуратно разложены коробочки с семенами. И вроде бы разговаривал с кем-то.

– Что это ты делаешь? – спросил Уир.

– Жабу кормлю, – ответил, не подняв головы, отец. – Не шуми.

Он извлек из стоявшей на земле старой табачной жестянки маленькое мертвое насекомое, сжал его большим и указательным пальцами и медленно просунул руку под полку. Уир видел лоснящийся зад его брюк, лысый затылок – вот, пожалуй, и все.

– Молодец, мой красавец. Он у нас чемпион. Знал бы ты, какой он здоровенный. Мы тут уже несколько недель ни одного насекомого не видели. Подойди поближе, посмотри на него.

Уир прошелся по нецементированной дорожке, проложенной отцом в середине теплицы, преклонил рядом с ним колени.

– Видишь, вон там? В углу?

Оттуда, куда указывал отец, донеслось сочное кваканье.

– Да, – сказал Уир. – Отличный экземпляр.

Отец, пятясь, выбрался из-под полки с семенами, встал.

– Пойдем лучше в дом. Мать на занятиях хора. Почему ты не известил нас о приезде?

– Я отправил телеграмму. Должно быть, затерялась. Я и сам до последнего дня не знал, что получу отпуск.

– Ну ладно. Во всяком случае письма твои до нас доходили. Ты не хочешь помыться с дороги?

Пока они пересекали лужайку, Уир искоса поглядывал на отца, на его дородную фигуру. Отец был в кардигане, надетом поверх рубашки с жестким воротничком, – той, которую он носил в конторе, – и в темном галстуке в полоску. Интересно, гадал Уир, поздороваться со мной он собирается? Но ко времени, когда они дошли до французских окон гостиной, стало ясно, что пригодный для этого момент упущен.

Отец сказал:

– Если собираешься остаться, я велю горничной тебе постелить.

– Если ты не против, – ответил Уир, – я проведу здесь одну-две ночи.

– Конечно, не против.

Прихватив ранец, Уир поднялся наверх и направился в ванную комнату. Вода взревела в трубах, застряла, столкнувшись с воздушной пробкой, булькая, пробила ее, отчего вся комната дрогнула, и шумно ударила из широкого крана. Он сбросил одежду, опустился в воду. И все ждал, что вот-вот почувствует себя дома. После ванны он прошел в свою комнату, тщательно выбрал костюм – фланелевые брюки и клетчатую рубашку, – продолжая ожидать, когда его окатит волной привычное чувство нормальности происходящего, когда он снова станет самим собой, прежним, а испытания последних двух лет выстроятся, уменьшаясь в размерах, в некую отчетливую перспективу. Он заметил, что одежда стала ему великовата. Брюки сползали и держались только на тазовых костях. Он отыскал в гардеробе подтяжки, нацепил их. Нет, ничего не произошло. Комод полированного красного дерева выглядел чужим; трудно было даже вообразить, что он видел его раньше.

Уир подошел к окну, окинул взглядом знакомую картину: огромный кедр в конце парка, угол соседнего особняка с террасой и узкой водопроводной трубой. И вспомнил часы детской послеполуденной скуки, когда он вглядывался в этот вид, однако это привычное воспоминание не принесло с собой ощущения общности с отчим домом.

Спустившись вниз, он увидел вернувшуюся мать.

Она поцеловала его в щеку и сказала:

– Ты похудел, Майкл. Чем тебя кормят там, во Франции?

– Чесноком, – ответил он.

– Ну тогда удивляться нечему! – усмехнулась она. – Мы получали твои письма. Очень милые. Утешительные. Когда пришло последнее?

– Недели две назад. Ты написал, что твою часть перебросили, – отец Уира стоял у камина, заново набивая трубку.

– Да, верно, – сказал Уир. – Из Бокура. И скоро опять перебросят, поближе к Ипру Куда-то под Месен, мы стояли там в самом начале. Вообще-то мне не следует рассказывать вам такие подробности.

– Как жалко, что мы не знали о твоем приезде, – сказала мать. – Чай мы сегодня пили рано, чтобы я успела попасть на репетицию хора. Если ты голоден, есть немного холодной свинины и язык.

– Не откажусь.

– Ладно. Сейчас попрошу горничную накрыть для тебя в столовой.

– А вот к помидорам моим ты, боюсь, опоздал, – сказал отец. – Урожай у нас в этом году был чемпионский.

– И попрошу девушку поискать для тебя латук.

Уир поел, одиноко сидя в столовой. Горничная поставила на стол стакан воды, положила салфетку. Ломоть хлеба, масло на отдельной тарелочке. Ел Уир быстро, звуки, которые он издавал, жуя, словно усиливались отсутствием застольного разговора.

Потом он играл с родителями в карты – в гостиной, до десяти вечера, когда мать сказала, что ей пора ложиться.

– Так приятно видеть тебя целым и невредимым, Майкл, – сказала она, запахивая свой кардиган и направляясь к двери. – Вы только не просидите здесь всю ночь за разговорами.

Уир и его отец сели лицом друг к другу у камина.

– Как идут дела в конторе?

– Прилично. Бизнес изменился не так сильно, как можно было ожидать.

Наступило молчание. Уир не мог придумать, что бы еще сказать.

– Хочешь, мы пригласим кого-нибудь в гости? – спросил отец. – Если, конечно, ты останешься до уикенда.

– Ладно. Да.

– Думаю, небольшая компания придется тебе по душе после всего, что… после… ну, ты понимаешь.

– После Франции?

– Точно. Все-таки смена обстановки.

– Там было ужасно, – сказал Уир. – Я тебе еще расскажу, это…

– Мы читали в газетах. Всем нам хочется, чтобы дело пошло быстрее и поскорее закончилось.