Сахиб Джамал - Темнокожий мальчик в поисках счастья

Но все-таки на душе у Мухтара скребли кошки.

— А сколько платят у вас в монастыре за день? — спросил он вербовщика.

— Как во всех монастырских хозяйствах. Три раза в день еда и ночлег, — спокойно ответил тот. — А деньги — по окончании сезона.

— А сколько часов в день у вас работают?

Вербовщик зло посмотрел на Мухтара.

— Сколько нужно, столько и работают.

Солнце уже клонилось к западу, когда они приблизились к серому каменному забору, видневшемуся справа от дороги.

Вскоре Мухтар стоял вместе с ребятами у массивных ворот с огромными крестами. По стенам вились ветви дикого винограда.

Араб слез с мула и постучал прикрепленным к воротам железным молоточком.

Калитка отворилась, и показался подслеповатый привратник. Прищурившись, он оглядел усталых детей, покрытых с ног до головы пылью. Увидев вербовщика Хасана, старик коротко бросил:

— Проходите!

Все прошли, и калитка захлопнулась. Взору Мухтара предстали храм, жилые дома; но особенно поразила скульптура мадонны с младенцем на руках. У ее ног тихо журчала в крохотном бассейне чистая ключевая вода.

Если бы не вьющиеся виноградные ветви, не журчащая в бассейне вода и не фигура мадонны, можно было подумать, что они находятся в каземате, откуда бегство почти немыслимо.

Вербовщик велел детям следовать за ним.

У кирпичного дома Хасан остановился. Он вошел в дом, оставив детей на скамейке под плакучей ивой.

Вскоре Хасан вернулся с женщиной в белом монашеском одеянии. Мухтару сразу вспомнились надзирательницы из сиротского дома в Лахоре. Оглядев ребят с головы до ног, она что-то забормотала по-французски и, подойдя ко всем по очереди, проверила руки и ноги.

Мухтар стоял в стороне, в тени дерева. Он внимательно наблюдал за монахиней, и ему стало страшно: она осматривала мальчиков точно так же, как это делают при покупке рабов в Мекке, на рынке невольников. Наконец монахиня остановила взгляд на Мухтаре и удивленно подняла брови. Обратившись к вербовщику, она спросила:

— Сколько их у тебя?

— Тринадцать, — ответил Хасан и подозвал Мухтара. — Где твоя визитка?

Мухтар протянул карточку монахине.

Та стояла в полной растерянности. Потом сказала, показав на Мухтара:

— Хасан, он пойдет со мной, а остальных ты проводи на кухню, пусть их накормят.

Мухтар пошел следом за монахиней. Миновав небольшой дворик, весь засаженный цветами, они вошли в дом и по широкой лестнице поднялись на второй этаж. Оставив мальчика у одной из дверей, монахиня велела ему подождать. Через некоторое время она ввела его в большой кабинет, устланный яркими коврами. В глубине за столом сидел знакомый священник. Он долго смотрел на Мухтара, потом сказал:

— Подойди поближе, сын мой!

Мухтар робко подошел к столу.

— Ты хочешь жить у нас в монастыре и работать, — продолжал священник, — ну что же, я оставляю тебя здесь.

Он подвел Мухтара к окну. Отсюда открывался широкий вид на обширный участок, занятый виноградниками, кустами роз, фруктовыми деревьями.

— Мы содержим больше сотни ребят, они неплохо зарабатывают, но предупреждаю: заработанные деньги хранятся в нашей кассе и выдаем мы их в конце сезона. Ты тоже не будешь получать деньги, пока не кончатся полевые работы.

— Да и зачем им деньги? Три раза в день мы их кормим, — вмешалась в разговор монахиня.

— Ну как? Согласен остаться?

— Да, согласен, — ответил мальчик, сознавая свое безвыходное положение.

Монахиня позвала Мухтара. Они спустились вниз, а затем она повела его в какой-то двор с различными хозяйственными постройками. Около одного из амбаров они встретили араба лет двадцати пяти — тридцати. Это был приказчик Абдул-Али. Монахиня познакомила его с Мухтаром, передала распоряжение священника и ушла. Приказчик с любопытством взглянул на Мухтара и коротко бросил:

— Пойдем!

Большой монастырский двор, куда Абдул-Али привел Мухтара, был полон малолетних рабочих. Самому старшему можно было дать не более 15 лет.

Подойдя к пожилому арабу, приказчик сказал:

— Его преподобие приказали поставить на довольствие и дать место в бараке.

Столовая, где кормили ребят, была рядом с бараками, где они спали. Пожилой араб привел Мухтара в столовую.

Подавая Мухтару миску с чечевичной похлебкой, повар спросил:

— Новенький? Видно, туго пришлось твоим родителям, коли отправили тебя сюда, в монастырь.

— У меня нет родителей, я пришел сам.

«Горька ты, сиротская доля, — думал повар, глядя, с какой жадностью ест Мухтар. — Вот христовы псы и пользуются этим!»

После обеда снова пришел пожилой араб и повел Мухтара в огромное полуподвальное помещение с двумя рядами лежанок из пальмовых циновок. Он показал Мухтару свободное место.

Теперь Мухтар поступил в распоряжение молодого надсмотрщика Сафара. Таких надсмотрщиков в монастыре было шесть. Сафар сразу повел мальчика на работу.

— У нас здесь трудятся около трехсот детей. Одни на табачных плантациях, другие собирают лепестки роз — работы хватает. Ты будешь под моим началом. Пойдешь на розовые плантации. Ты когда-нибудь собирал лепестки роз?

— В Багдаде я работал в ткацких мастерских и на господских огородах.

— Да, у ткачей тоже ловкие руки, я видел, как они работают, но выдергивать морковь куда легче, чем иметь дело с пряжей или с кустами роз, — сказал Сафар. — Сам-то ты откуда?

— Из Багдада! — вырвалось у Мухтара, он тут же стал в душе бранить себя за то, что сказал правду.

— Небось убежал из дому?

Мухтар покраснел.

— Нет… невозможно стало жить. Проклятые инглизы пришли…

— Ну вот, там инглизы, а здесь французы, — засмеялся Сафар. — Но не горюй, говорят, они скоро уйдут.

«Никуда они не уйдут!» — подумал Мухтар.

— А нам разве не все равно, — продолжал Сафар, — турки ли, англичане или французы?! При всех мы будем как ослы под ярмом.

— Лучше изгнать всех с наших земель!

— Ну, об этом уж не нам с тобой судить, — строго сказал Сафар. — Наше дело честно работать, чтобы мы были сыты, а господа довольны. Не так ли?

Мухтар хотел сказать: «Нет, не так!», но счел за лучшее промолчать.

Участок, куда привели Мухтара, был гектаров в пять. Воздух был напоен одурманивающим ароматом цветущих роз. Здесь на грядках работало десятка два девочек в возрасте примерно от десяти до шестнадцати лет.

— Будешь работать вместе с ними. Большинство из них законтрактованы, — сказал Сафар.

— Какая же разница между ними и поденщиками?

— Законтрактованные деньги на руки не получают. За расчетом в конце сезона приходят их родители. А поденщики получают сами, но тоже в конце месяца, если не желают больше работать здесь.

— А где же живут все эти дети? Неужели в том подвале? — спросил Мухтар.