Ирина Меркина - Клон в пальто

Итак, все-таки аппендицит, аппендикс, червеобразный отросток на слепой кишке. У нормального человека он всегда один. Но Антонов — не нормальный человек. Первый аппендикс ему вырезали в девятом классе. А потом вырастили второй — вместе с новым телом. А как иначе, человек ведь не может появиться на свет без аппендикса.

Помимо всего прочего, Аля опасалась за рассудок Марка Соломоновича, который придет завтра утром и сравнит старую медицинскую карту Антонова с тем, что увидит в реальности. Какие еще сюрпризы он обнаружит, кроме свежих следов восстановленного червеобразного отростка? А главное — что ему сможет объяснить сам Лешка?

— Женщина, вы поезжайте домой и спите там. Хотите, мы вам такси вызовем?

Аля с трудом разлепила глаза. Это что же, она заснула в кресле напротив операционной? А как же…

— Операция давно закончена, ваш муж уже в палате, спит. И вам что тут сидеть?

— Нет-нет, я дождусь нашего доктора, — пробормотала Аля. Надо в самом деле дождаться Марка Соломоновича и… И что? Рассказать ему про акулу?

Аля зашла в палату к мужу. Он спал на спине, с капельницей над головой, и она не решилась цеплять ему на ухо английскую клипсу.

Доктор Марк Соломонович не ахнул, не сошел с ума и не потерял сознание. Он только буркнул:

— Что за чушь! Аппендикс удален — в каком году? Кретины!

— Может быть, ошибка, — робко сказала Аля за его спиной.

— Разумеется, ошибка! Интересно только, кто ошибся — Архадзе или эти дуболомы из районной больницы двадцать лет назад. Но Архадзе я, по крайней мере, доверяю… Вы давали ему деньги? — вдруг повернулся он к Але.

Она кивнула.

— Очень глупо. Сукин сын. Он бы и так все сделал как надо, у него золотые руки. Я проверю, что он там удалил, но думаю, все правильно. Тогда что вам вырезали те дуболомы? Антонов, я вас спрашиваю.

Леша, который с улыбкой слушал этот монолог, покачал головой: «Не знаю».

— Очень мило. И я не знаю. Но ведь у человека не может быть двух аппендиксов? Так?

— Не может, — согласилась Аля, поскольку вопрос адресовался ей.

— А у врача должна быть хотя бы одна голова, чтобы он мог отличить червеобразный отросток от чего-то другого. Где была голова у врача, который оперировал вас двадцать лет назад? Не знаете? Покажите старый шрам!

Он отлепил пластырь от замазанного зеленкой Лешкиного живота.

— Где шрам? Очень мило. Шрама тоже нет? Вы что, издеваетесь надо мной? Покажите мне сами!

Леша с интересом посмотрел на свой живот, но старого шрама, конечно, не увидел. Шрам сгинул в январе в пасти у акулы.

— Вам вообще удаляли аппендикс? — Марк Соломонович начинал сердиться.

— Удаляли, — терпеливо ответил Лешка. — Вчера.

— Вчера! Спасибо, что считаете меня идиотом. А раньше?

Леша пожал плечами.

— Вы что, не помните? Не помните, делали ли вам операцию? Ведь вам было шестнадцать лет, а не шесть месяцев. Антонов, у вас склероз, амнезия? Или вы шпион? Тогда ваши боссы схалтурили — они должны были подобрать человека с удаленным аппендиксом. Как у того, за кого вы себя выдаете.

От этих слов Аля еле устояла на ногах. А Рыжий беззаботно рассмеялся и тут же поморщился: от смеха у него потянуло свежий шов.

— Смеетесь? Смейтесь, смейтесь. Ваше счастье, что вчера дежурил не я, а этот самонадеянный павлин Архадзе. Он даже не заглянул в вашу карту, а сразу полез в слепую кишку. И был прав. А я, старый маразматик, еще сто лет искал бы, где воспаление, потому что знаю вас как облупленного. Ну, все хорошо, что хорошо кончается. Выздоравливайте.

И пожилой хирург отправился дальше обходить больных.

— Я принесу тебе вечером боржоми и тапочки, — пообещала Аля.

Пока Антонову нельзя было ни пить, ни вставать.

— Посиди со мной, — попросил Леша. — У тебя круги под глазами. Ты тут всю ночь промаялась? Бедный мой малыш. Тогда иди домой и ложись спать.

Аля действительно чувствовала себя хуже некуда после ночи, проведенной в больнице. Но нельзя же было оставлять Марка Соломоновича с его страшным и таким близким к истине подозрением, что Алексей — шпион. Надо ему что-то сказать. Но что? Открыть тайну клонирования? Дать электронный адрес доктора Ребекки Моррис? Пожалуй, так она и сделает — пусть эскулапы разбираются между собой.

После обхода она поймала врача около ординаторской. Он обрадованно ткнул в нее пальцем:

— Архадзе сказал, что не было никаких следов предыдущего вмешательства! Ни рубцов, ни спаек. Он клянется, что в области брюшной полости никто вашего мужа до вчерашнего дня не оперировал.

— И… и что вы об этом думаете? — растерялась Аля.

— Что я об этом думаю? Да ничего! Дорогая моя, у меня по пять плановых операций в день, не считая срочных случаев, текущих больных, аспирантов, студентов и чертовой кучи писанины. А вы хотите, чтобы я еще о чем-то думал! Ваш Антонов хорошо себя чувствует — и слава богу. Через пару дней уже можете забирать его с глаз долой со всеми его фантомными шрамами.

— Доктор, — сказала Аля в сутулую спину хирурга, — а вы верите в клонирование?

Марк Соломонович повернул к ней презрительно-насмешливое лицо:

— Разве я плохо объяснил? Помните такой роман «Унесенные ветром»? Его очень любит моя жена. Там героиня говорит: «Ах, я подумаю об этом завтра». Так вот, завтра, послезавтра, не знаю когда — когда перестанут слушаться руки и меня выпрут на пенсию — я сяду в кресло-качалку и буду думать о клонировании, слепой кишке вашего мужа и прочих глупостях. А пока, извините, мне НЕ ДО НИХ!

И он, взмахнув рукой, зашагал по коридору торопливой неуклюжей походкой.

«Дай бог здоровья Марку Соломоновичу, — подумала Аля, глядя ему вслед. — А главное — работоспособности. До ста лет, а то и дольше. Как здорово, что есть люди, которых интересует только их работа».

Но Джеймса Бонда из ресторана «Эстерхази» его работа тоже очень даже интересовала. И первой же ночью, которую Леша провел дома, Аля прицепила ему к уху английскую клипсу. Английская разведка уверяла, что объект не проснется и вообще ничего не почувствует. Но у Рыжего реакция оказалась непредсказуемой. Он прерывисто вздохнул, не открывая глаз, вытянул губы и повернулся к Але распростертыми объятиями.

— Лешенька, Лешенька, спи! — испуганно прошептала она, отодвигаясь. — Тебе же еще нельзя после операции!

Антонов затих, но спал беспокойно, шевелился и чмокал губами.

«В эрогенную зону попала, — думала Аля, съежившись на самом краю постели. — Надо же. А вдруг из-за этого какие-то показатели изменятся? Может, передвинуть?»

Но передвинуть не получилось. Лешка теперь лежал на боку, и ухо с эрогенной зоной и клипсой было прижато к подушке.

Утром она проспала и открыла глаза, когда Рыжий уже встал. Перламутровая чешуйка аккуратно лежала на тумбочке.