Наталья Галкина - Зеленая мартышка

— Один наш родственник, — проговорила Сплюшка, впервые не нумеруя представителя ветвистого родового древа и не обозначая степени родства, — знатный китаец, жил в Таиланде. Он был знаменитый тайский антиквар, владелец великолепной антикварной лавки. Его лавка, его дом, а также вся обстановка в доме перешли по наследству моей седьмой троюродной тетушке. Старинные предметы, божки, драгоценности, шкатулки, деревянные животные — все в лавке удивительно. Однако самое удивительное — мебель в доме, особенно в спальне. Она сделана из «пушистого дерева», тикового, растущего в Южной Азии. Это высокое дерево, тяжелая красная древесина похожа на ваше красное дерево, но лучше, потому что розово-алая и не поддается ни жукам-древоточцам, ни гнили, ни термитам. Тетушка говорит, мебель и через сто лет пахнет вербеной. Все красное: кресла, диваны, столики, скамеечки, ширмы. Спальня словно вырезана из одного куска, швы не видны, стены плавно, с закруглениями, переходят в пол и потолок. Кровать вырастает из пола, словно большой тропический цветок, спящий в ней чувствует себя птахою из дупла райских времен, видит особые сны. Я хочу подарить вам двух тайских животных из тика — обезьянку и кота.

Сплюшка ушла, они в последний раз вслушались в ее неслышную поступь.

Закурив, Лузин вздохнул:

— Кто ж нам теперь про номерных родных своих расскажет?

Шарабан вздохнул, достав маленькую фляжку и хлебнув из нее:

— Моя кузина, — Лузин не стал уточнять которая, — недавно была в Таиланде. На пляже по соседству с ней мужики под тентом три часа пили пиво, специальные такие мужики с круглыми бритыми стесанными затылками, мускулы — во, бермуды атомной расцветки, все вокруг банками усеяно. Наконец, спросив: «Пополируем?» — один из них достает коньяк. Выпили коньяк.

— Хорошо сидим! — произносит тот, что с краю. — Если пальмы спилить, прям как дома.

«Одна моя тетушка, — писала Шарабану в одном из писем любящая путешествовать кузина (а у кузин его были тетушки, как у Сплюшки), — с детства мечтала посетить малый малоизвестный городок в Германии, чье название совпадало с фамилией ее деда и с ее девичьей фамилией. Долгие годы, всю юность, всю зрелость, читала она об интересующем ее городке все, что только было написано, и знала в итоге о нем гораздо больше его коренных жителей и уроженцев.

Наконец, накопив денег, досконально изучив и вычислив маршрут, отправилась она в путь, оставив позади все препятствия, трудности, молодость и ропот родственников.

Если проезд и прилет в большие города Германии были проще простого, достичь ее городишко-тезку не представлялось возможности напрямую; речь шла о пересадках. Почему-то электропоезда на интересующей ее ветке ходили только три раза в сутки. Сойдя с поезда, должна была она на ближайшем шоссе пересесть на рейсовый автобус. Интервал между приходом электрички и появлением автобуса составлял сорок пять минут.

Она смотрела вслед уходящему поезду, с которого только что сошла, до момента исчезновения его за поворотом. А потом огляделась.

Перрон был почти полностью разобран, она стояла на его фрагменте с лесенкой, спуском в высокую траву. Тишина, безлюдье, высота разнотравья поразили ее. Спустившись, она побрела по маленьким джунглям для шмелей, пчел, кузнечиков и ящериц. Аккуратная руина заброшенного вокзала встретила ее безмолвием, отчужденными окнами (не все они могли похвалиться стеклами) и названием станции, которое она и прочла не без трепета: БРЕДАЛАР.

Ни людей, ни домашних животных, ни машин на шоссе, никаких признаков строений, домов, изгородей ни вблизи, ни вдали; совершенно пустое, напрочь по неизвестным причинам покинутое заколдованное место. Ей казалось, что она заплуталась во сне, причем чужом, неожиданном для аккуратных, обжитых, обустроенных немецких широт с долготами. Здесь могли бы снимать фантастический фильм о покинутой жителями Земле.

По маленькому шоссе за вокзалом, лишенным пассажиров, добрела она до автобусной остановки и стала ждать. Через полчаса ожидания ее охватил страх. А что если, думала она, автобус не придет никогда? Разыгравшееся воображение рисовало ей белое пятно океана Соляриса за поворотом рельсов, куда убыл привезший ее поезд, который встретит ее за кустами, если она туда доберется. Никогда прежде ни при каких обстоятельствах не приходилось ей испытывать такого одиночества, неуверенности в следующей минуте. В ушах звенело, сердце стучало отчаянно, и тут уловила она дальний звук мотора: автобус, который должен был доставить ее в мечту, приближался, подъехал, она увидела немецкого шофера в пиджаке и галстуке, улыбнувшегося ей, и со слезами на глазах уставилась в окно, чтобы никто не видел ее лица.

Самым сильным впечатлением от путешествия ее жизни остался у нее не городок, у въезда в который прочла она свою девичью фамилию, запечатленную ею незамедлительно, а фрагмент перрона с покинутым вокзалом заброшенной станции Бредалар. «Я думала, что такие картины встречаются только в России, — говорила она с величайшим недоумением, — а теперь знаю, что они есть везде».

— Ты где? — спросил мобильник голосом Лузина. — Звук уходит.

— Еду домой.

— Сплюшка улетает сегодня ночью. Слушай, давай сделаем ей свадебный подарок. Знаешь какой? Дети, собаки. И так далее.

— Я понял, понял. Что ж ты так поздно звонишь? Двенадцатый час. Как я до аэропорта доберусь?

— Я только что сам узнал. Домчишь на своем шарабане.

Последовала пауза.

— Нет у меня никакого шарабана. Давно продал. Деньги были нужны. Врал я про машину.

— Ты и про женщин своих врал? — спросил Лузин.

— Про женщин всё правда.

Во дворе стоял соседкин «рено». Шарабан то чинил его по мелочам, то ставил в гараж. Ключ от тачки вынул он из своего разбухшего волшебного портфеля.

Пьяный, на чужой машине, без документов, без прав, без доверенности, несся он по меридиану, как бешеный. Попал в пробку, проскочил на красный, только не попасться, в ДТП не вляпаться, не сбить никого, Господи, помилуй мя, грешного, вот еще и кусок с гололедом, твари, хоть бы в сторону аэропорта дорогу в порядке держали, снег валит, как заведенный, пока доеду, все завалит, обратно как доберусь; впрочем, ему надо было только туда.

Он домчал вовремя чудом, чудом застал Сплюшку с мужем до досмотра, нашел их в кафе.

— Пусть дама пьет кофий, — сказал он голландцу, улыбавшемуся, похожему на Тиля Уленшпигеля из фильма Алова и Наумова, — бери пакетик, это свадебный подарок от сослуживцев, сюрприз, развернете, когда долетите.

Подождав, пока взлетел их самолет, он двинулся в обратный путь. Доехал до середины Московского проспекта, протрезвел окончательно, подумал: «Вот тащусь я по Царскосельской дороге на север, а маленький двухсотлетний предметец летит над облаками на юг — куда быстрее меня…» — и от того, что представил он себе натурально эти две траектории, у него закружилась голова, да так, что пришлось ему остановиться, прижавшись к тротуару; он поглядел налево, судьба остановила его за больницей Чудновского у Новодевичьего монастыря; глядя в темные, обведенные снегом молчаливые ветви дерев кладбища и монастырского двора, постепенно успокоился он и поехал дальше.