Наталья Галкина - Хатшепсут

Поскольку из воды уже изрядное количество островерхих крыш виднелось, подходить ближе побоялись, стали на якорь и спустили на воду шлюпку с добровольцами.

Остров именовался Произвольным.

Название жители толковали по-разному; одни говорили, что на острове вот уже четыреста лет царит разнообразнейший произвол в экспериментальных целях, другие утверждали, что являются уникальнейшей аномалией на лице планеты и брошены как бы на произвол судьбы, третьи предполагали, что, как и всё на острове, название придумано просто так, безо всякой цели и смысла.

На вопрос — почему большая часть Произвольного оказалась под водой, островитяне отвечали кратко:

— Затопили.

— Зачем? — спросил Перси Китс.

И получил таинственный ответ:

— Веление было.

Одни островитяне находились у других в рабстве, причем хозяева зачастую казались людьми невежественными и даже тупыми, а рабы отличались не столько цветом кожи и нищенской одеждою, сколько одухотворенными чертами лица и царственной осанкою.

На острове имелась уйма тюрем и арестантов; последние пребывали почему-то в привилегированном положении; больше всего любили здесь воров, убийц и проституток. Тюрьмы были обставлены как фешенебельные гостиницы, и камеры в них назывались номерами. Особо капризные заключенные постоянно строчили жалобы на начальников тюрем и надзирателей, в каковых жалобах сообщали, что в отдельных камерах цветные телевизоры заменены простыми, а воду в вазах с цветами меняют раз в три дня.

Многие заключенные бродили по городу в силу того обстоятельства, что состояли на службе, — большинство подвизалось в области искусства, а в номера свои ходили разве что ночевать.

На Джеймса и Джойса, например, произвело глубокое впечатление выступление ансамбля каторжниц «Та степь», в котором семь особ возраста ниже среднего исполняли, в частности, канкан в кандалах.

Что касается Перси Китса, его совершенно приворожила местная знаменитость и звезда, известная бандерша, чьими портретами были оклеены все заборы. Бандерша осуждена была на солидный срок, и, поскольку заботы житейские ныне сняты были с ее вальяжных плеч и переложены на хрупкие плечи начальника тюрьмы, она всецело отдалась пению и пляскам, пользовалась огромным успехом и даже стала эталоном красоты на Произвольном; с ее не то чтобы очень легкой руки истинная красавица обязана была теперь обладать изрядным слоем жира и грима. Газеты и обыватели называли свою любимицу Наша Крошка. Нелишне заметить, что первые десять лет тюремного заключения ко времени прибытия первопроходцев звезда успешно отбыла.

Накануне отплытия флотилии, исполнив свой последний шлягер «Я совершеннолетняя и абсолютнозимняя», Наша Крошка обратилась к сидящему в зале Перси Китсу со сцены:

— Ну и сука же ты будешь, Перси, если отвалишь, не написав про меня ни одной блядской строчки в рифму!..

Зал неистово аплодировал.

Перси Китс плакал, бросал на сцену орхидеи и, вытирая скупые слезы манишкой, приговаривал:

— Сукой буду…

Люверс вышел из гальюна потрясенный прочтенной там газетной статьей. Вообще-то, он был ярым противником замены туалетной бумаги газетами и всегда говорил, что какое уж там уважение к правительству, если лицом министра можно сделать то-то и то-то; но в данном случае почерпнутый печатный материал его очень взволновал.

Обратившись к своей обезьяне, он сказал:

— Фанни, а ведь мы с тобой, оказывается, родственники!..

«Как бы не так!» — подумала обезьяна и почесала в затылке. Плечами пожимать она не умела.

В больших современных городах-мегаполисах — все дома тоже современные: бетон, стекло, металл, интерстиль. Кафе от морга, церковь от сауны, офис от оранжереи отличить невозможно. По причине интерстиля Джеймс и Джойс однажды вместо борделя забрели в музей. Поначалу они решили, что попали в суперэлитарный новомодный бордель. Но зале эдак на пятом поняли свою ошибку. Весьма разочарованные, они — не отступать же — пошли бродить по музею.

— Видишь вон тот талмуд? — спросил Джеймс.

— Само собой, — отвечал Джойс.

— И что это?

— Должно быть, экспонат.

— Нет, как он называется? — не отставал Джеймс.

— Да иди ты, братец, — ответил Джойс.

— Ин-ку-на-бу-ла.

— Откуда ты знаешь? — спросил потрясенный познаниями брата Джойс.

— Читал в газете, — честно сказал Джеймс.

Они разглядывали рукопись.

— Если долго смотреть в середину хреновины на левой странице, а потом как бы отправиться погулять, — ну, взгляд переводя, — по начинающейся в самой серединке спирали, — попадешь в подземелье, где находилось святилище инков. Древняя магия. Так было написано в статье. Ой, Джойс, где ты?!

Джойс свалился прямехонько на грандиозную каменюку и огляделся. Оглядывался он не особо внимательно, потому что отшиб себе зад, и не очень долго, потому что на него налетели несколько амбалов в полохалах из мешковины, с раскрашенными рожами и с перьями в волосах, сорвали с него рубашку, уложили его на каменюку, снабженную небольшой выемкой, и плюхнули сверху еще три камешка, захватившие Джойсу шею и плечи, придавившие живот и ноги. Камни были подогнаны и к человеку, и друг к другу точнехонько. Джойс не мог пошевелиться. Вскорости рядом с ним в таком же положении был уложен Джеймс.

Потолок огромной пещеры, освещенной кострами, позволял видеть все происходящее, как в зеркале, поскольку инкрустирован был сверкающими листами из золота и серебра. Скосив глаза влево, Джойс заметил висящие под потолком мумии, видимо, помаленьку вялящиеся над грандиозным костерком, расположенным под мумиями на полу пещеры. Группа людей приблизилась к обездвиженным братьям. Люди заговорили на непонятном языке, и тут же к ушам братьев прильнули то ли змейки-наушницы, то ли ящерки и залопотали, запереводили кое-как, как умели:

— Уайна-Пикчу Мачу-Пикчу Уайна-Марка призываем вас в свидетели чуда Куско-Теласко и готовимся освятить новый Солнечный Камень принеся на нем в жертву тебе о Виракочи двух неизвестно откуда взявшихся жертвенных козлов а что ж они такие одинаковые да бледнолицые все на одно лицо а вдруг это опять архонты-лазутчики из будущего не все ли равно лишь бы не забулдыги чтобы печень была качественная без цирроза Хуайна Капак ох и повезло нам кореши вместо одного сердца нам предстоит увидеть два Титикака Попокатепетль ура-ура сома-сома!

— Они вырежут у нас сердце и печень, — шепнул Джеймс, — такое у них жертвоприношение, об этом тоже было написано в газете.

— Шел бы ты со своей газетой, — отвечал Джойс.

— Но сначала напоят нас дурилкой из вареных мухоморов и шампиньонов, — не унимался Джеймс, — чтобы мы были под балдой и не вопили, а пели.