Генри Миллер - Тропик Козерога [litres]

Нечасто везет встретить пизденку, которая может себе такое позволить. Я хочу сказать, нормальную пизду, а не какую-то там чувырлу. Была, например, одна парочка – Трикс Миранда и ее сестрица миссис Костелло. Вот шерочка-то с машерочкой! Трикс, которая путалась с моим другом Макгрегором, старалась при сестре – а жили они вместе – делать вид, что с Макгрегором у нее никаких постельных отношений. Сестрица же перед всем честным народом похвалялась своей фригидностью: дескать, она не смогла бы лечь в койку ни с одним мужчиной, если б даже захотела, потому как она «маломерка». А между тем старина Макгрегор благополучно дрючил их обеих, причем обе были в курсе дела, однако продолжали дурачить одна другую. Почему? Ума не приложу. Эта мымра Костелло была настоящей истеричкой: стоило ей почуять, что на ее долю выпадает не вполне солидный процент ласк, расточаемых Макгрегором, как она тут же грохалась на пол в псевдоэпилептическом припадке. Это означало, что надо прикладывать ей полотенца, гладить запястья, растирать лодыжки, расстегивать лиф и в итоге тащить наверх в постель, где старина Макгрегор брал все заботы о ней на себя, как только ему удавалось усыпить сестру. Иногда они вместе ложились вздремнуть после полудня, и, если Макгрегор находился где-то поблизости, он поднимался наверх и пристраивался между ними. Весь фокус состоял в том – как он объяснял мне со смехом, – чтобы притвориться спящим. Лежит он там, якобы сладко посапывая, а сам знай поглядывает, которая из двух крепче дрыхнет. Убедившись, что одна уже спит, он тут же принимался за другую. В таких случаях он, похоже, предпочитал истеричку – миссис Костелло, которую муж посещал раз месяцев так это в шесть. Чем больше риска, говорил он, тем больше это щекочет нервы. Со второй сестрицей, Трикс, – а считалось, что он за ней ухаживает, – ему приходилось разыгрывать из себя скромника, опасающегося, как бы миссис Костелло не застала их во всей красе; сам же он при этом втайне надеялся, по его же собственному признанию, что та проснется и их застукает. А что касается замужней сестрицы – «маломерки», как она обычно себя величала, – то она была хитрющей стервозой и к тому же чувствовала себя виноватой перед сестрой, и, если бы Трикс застукала ее с Макгрегором, она, скорее всего, изобразила бы припадок и прикинулась, что знать не знает, что делала. И ничто на свете не заставило бы ее признаться, что она только что позволила себе удовольствие всласть поебаться с мужиком.

Я-то неплохо ее знал, потому что как раз тогда давал ей уроки и со всем своим сверхдьяволизмом без конца внушал ей, что у нее самая нормальная пизда и что она непременно получила бы удовольствие от хорошего хуя, если бы хоть изредка допускала его к себе. Я то и дело рассказывал ей жуткие истории, которые в действительности представляли собой не ахти как закамуфлированные описания ее собственных похождений, и тем не менее она оставалась тверда как алмаз. В один прекрасный день я даже залучил ее на хату – чего уж больше! – где она позволила мне засунуть в нее палец. Я вполне убедился, что он там помещается. Пизда у нее и впрямь была совершенно сухая и несколько туговата, но я продирался все глубже и глубже, пока у нее не началась истерика. Нет, ну где это видано! Ее так раздрочили, а она возьми да и брякни как обухом по голове:

– Вот видишь, я же говорила тебе, что у меня что-то не так устроено! – и резко одернула платье.

– Ничего подобного, – ответил я в сердцах. – Ты что, хочешь, чтобы я полез к тебе с микроскопом?

– Очень мило, – заявила она, рассчитывая оседлать своего любимого конька. – Как ты со мной разговариваешь!

– Ты же сама знаешь, что брешешь, как сивый мерин, – не сдавался я. – Врать-то зачем? Будто ты не понимаешь, что женщине свойственно иметь пизду и время от времени употреблять ее в дело. Или хочешь, чтобы она у тебя отсохла?

– Ну и словечки! – возмутилась она, закусив губу и покраснев до ушей. – А я-то думала, ты джентльмен.

– Так ведь и ты не леди, – отпарировал я, – потому что даже леди частенько балуются хуем, и, кроме того, леди не просят джентльмена пошуровать кое-где пальчиком, а посмотри, какие они хрупкие.

– А я и не просила тебя ко мне прикасаться, – сказала она. – Не хватало еще, чтобы я просила тебя лезть ко мне с руками, тем более – лапать за интимные места.

– Уж не думаешь ли ты, что я собирался пошвырять тебе в ушке?

– В тот момент я воспринимала тебя как врача, и больше я не намерена ничего обсуждать! – отрезала она, пытаясь охладить мой пыл.

– Послушай, – предложил я, отважившись на безумный ход, – давай уговоримся, что все это нелепая ошибка, что ничего не было, вообще ничего. Я ведь слишком хорошо тебя знаю, чтобы решиться на такие оскорбительные действия. Мне бы и в голову не пришло так с тобой поступить, и чтоб мне провалиться к черту в пекло, если я вру. Просто я хотел проверить, уж не ошибаешься ли ты на свой счет: может, ты вовсе не такая маломерка, какой себя представляешь. Все получилось так быстро, что я не успел сказать тебе, что я чувствовал… Я даже не уверен, что мне удалось просунуть туда палец. Должно быть, я пощупал снаружи, и все. Давай-ка присядем… будем снова друзьями.

Я усадил ее на кушетку рядом с собой – она оттаивала на глазах – и обнял за талию, якобы желая как можно ласковее ее утешить.

– У тебя это всегда так? – спросил я самым невинным тоном и чуть не прыснул со смеху, сей же миг осознав весь идиотизм своего вопроса.

Она застенчиво потупилась, словно мы затронули не подлежащее обсуждению трагическое обстоятельство.

– Слушай, села бы ты лучше ко мне на колени… И я осторожно водрузил ее к себе на колени, не преминув при этом самым деликатным образом подсунуть ей под юбку свою ладонь и оставить ее у нее на коленке… – Может, если ты посидишь так минутку, тебе станет лучше… вот так, отлично, устраивайся поудобнее… ну как, уже лучше?

Она не отвечала, но и не противилась, лишь слабо откинулась на меня и закрыла глаза. Я стал потихоньку передвигать ладонь вверх по ее ноге, употребив на это всю нежность и ласку, на какие был способен, и продолжая разговаривать с ней тихим, убаюкивающим голосом. Когда пальцы оказались у нее в промежности и я раздвинул маленькие губки, она уже намокла, как мочалка. Я стал легонько массировать ее, раскрывая все шире и шире, и параллельно испускал телепатические волны, внушая ей, что женщины порой заблуждаются на свой счет и считают себя маломерками, будучи на самом деле вполне нормальными, и, по мере того как я тянул всю эту канитель, она становилась все сочнее и сочнее и раскрывалась все шире и шире. Уже четыре моих пальца были у нее внутри, но места там хватило бы, даже если бы мне понадобилось засунуть чего побольше. Пизда у нее, как я убедился, была огромная и вполне раззенкована. Я заглянул девице в лицо – проверить, по-прежнему ли у нее закрыты глаза. Она сидела с открытым ртом и судорожно хватала воздух, веки же продолжала держать плотно сомкнутыми, как бы пытаясь внушить себе, что все это только сон. Теперь можно было с легкостью приступить к более решительным действиям, не опасаясь ни малейшего сопротивления с ее стороны. И я, хотя, может, и не без задней мысли, толкнул ее чуть сильнее, чем требовалось, просто чтобы выяснить, насколько она готова. Она оказалась податливее пуховой перины и, даже ударившись головой о подлокотник дивана, не проявила никакой реакции на болевой раздражитель. Будто ради дармового хуя подвергла себя общей анестезии. Я стащил с нее все до нитки и швырнул на пол, а затем, после небольшой разминки на диване, разложил ее на полу, прямо на ворохе одежды, и снова оприходовал; при этом она крепко сжала меня своим сосательным клапаном и орудовала им весьма умело, несмотря на внешнюю видимость комы.