Рене Баржавель - Дни мира

— Стоп, стоп, стоп! — произнес господин Паризо. Томас задержал движение руки, собиравшейся снять третий бланк со стопки.

— Я уже говорил, чтобы вы не действовали таким образом, господин Анжье… Ваш способ не рационален… Вы теряете много времени… Поставьте сначала первый штамп на все бланки, потом точно так же поставьте на все бланки второй штамп. Таким образом, вам не понадобится каждый раз брать по очереди оба штампа. И не делайте стопку бланков такой высокой… Работайте с небольшой стопкой… И не стоит лизать кончики пальцев, чтобы взять бланк со стопки… Это негигиенично как для наших клиентов, так и для ваших коллег, которым придется работать с этими бланками… Господин Паризо склонился над столом. Невысокий человечек лет пятидесяти, в серых брюках и черном пиджаке, с однотонным серым галстуком — все совершенно безупречно. Его усы и приглаженные волосы с пробором цветом соответствовали галстуку. Он протянул к лежавшему на столе бланку мертвенно-бледную пухлую руку.

— Вот видите, — произнес он. Кончиком пальца он постучал по слову «Париж» с точками после него.

— Вы держали штамп криво, поэтому слово и точки перекосились, получилось очень неаккуратно… Кроме того, парижский адрес должен находиться точно над лондонским адресом на расстоянии в пять миллиметров и идти параллельно ему, а не наискосок!.. Будьте внимательны, господин Анжье, небрежно оформленные бланки могут вызвать у клиентов недоверие к нашей фирме и повредить ее репутации… Господин Паризо был парижанином. Он обращался к Томасу как к «господину Анжье». Томас не привык к тому, чтобы к нему обращались по фамилии. А произношение его начальника делало обращение к нему еще более странным. Ему казалось, что обращаются к кому-то другому, к незнакомому ему юноше, сидящему за зеленым столиком под электрической лампочкой и занимающемуся чем-то крайне нелепым: штамп, бланк, смочить штамп, приложить к бланку, убрать бланк, взять другой, смочить штамп, приложить штамп к бланку, действовать правой рукой, действовать левой рукой, действовать правой рукой, приложить штамп к бланку… Работа не столько для человека, сколько для механического манекена, к которому обращался другой манекен с фонографом, спрятанным за его галстуком… И все происходило в странных декорациях у стены, обклеенной обоями; манекен, фонограф, картон, электрический свет, приложить штамп, лизнуть, приклеить, смочить штамп, приложить штамп… Господин Анжье… Господин Анжье…

— Я знаю, господин Анжье, что поступить на работу в банк в вашем возрасте можно только с надеждой вскоре стать крупным банкиром… Но, поверьте мне, господин Анжье, вы никогда не станете крупным финансистом, не зная основ этой профессии, не освоив умения правильно ставить штамп на бланк… Томас штамповал бланки на протяжении десяти часов в понедельник, во вторник, в среду… Он занимался этой деятельностью всю предыдущую неделю. Начиная с этого четверга его движения стали автоматическими, и отштампованные бланки выглядели идеально. Они уже заполнили половину металлического шкафа. Их никто не собирался использовать, так как у каждого сотрудника банка уже имелись бланки, отпечатанные на французском языке. Но господин Паризо, как заведующий отделом, был счастлив, создавая дополнительный резерв бланков, никому не нужный, но существующий. В субботу он сообщил Томасу:

— В понедельник я переведу вас на работу с финансами. Желаю вам хорошо отдохнуть в воскресенье, господин Анжье. Потом он нацепил металлические прищепки на свои брюки, сел на велосипед с рулем, напоминающим рога нормандской коровы, и устремился в сторону Клиши. Он жил в небольшом домике с миниатюрным огородом, в котором, начиная с полудня пятницы и все воскресенье, выращивал картофель, морковь и немного петрушки, а на деревьях у него созревали груши. Кроме того, на пятачке у дома цвели маргаритки и гладиолусы.

Пустыня напоминала громадную окаменевшую бурю. Застывшие волны красных скал высотой в сотни метров тянулись, сталкиваясь и разбиваясь, до самого горизонта, раскаленные и, как казалось, кипевшие на безжалостном солнце. Телеграфная линия на деревянных столбах, связывавшая Пекин с Россией, уходила вдаль, перепрыгивая с одной гряды на другую. Самым идеальным вариантом для участников пробега было следовать за ней, но для этого автомобили должны были превратиться в кузнечиков.

Служба, обеспечивающая создание в пустыне пунктов снабжения бензином, распределила бочки с горючим вдоль обычного пути передвижения, тысячелетней тропы, петлявшей от одного колодца к другому через бесконечное пространство скал и песка, не заботясь о необходимости придерживаться прямой линии. И автомобили были вынуждены придерживаться маршрута верблюдов.

С первых же километров мощность моторов обусловила существенные различия в положении машин. Шаун вышел на первое место, затем, с трудом сдерживая свой темперамент, пропустил вперед князя Боргезе. Правда, ему пришлось сразу же пожалеть об этом, так как пыльное облако за итальянской машиной долго висело в воздухе в промежутках между скальными волнами. Наконец дорога выбралась на голое плато, на котором пыльный след «Италы» протянулся до самого горизонта. Водителям, впечатленным окружавшей их бесконечностью, показалось смешным тупо следовать за идущей впереди машиной, ссылаясь на то, что она прошла какой-никакой, но все же дорогой. Шаун заметил, когда поднял на лоб свои автомобильные очки, далеко в стороне пунктир телеграфной линии и повернул машину в ту сторону. Имея с собой запас бензина на два дня, он мог позволить себе небольшое отклонение от традиционного маршрута.

Под тонким слоем пыли и песка находилось твердое основание. Шаун и Ферган, сменяя друг друга, поддерживали высокую скорость; однако незадолго до вечера машина остановилась. Бензобак оказался пустым, хотя горючего в нем должно было остаться не меньше трети объема. Очевидно, бензин быстро испарялся из-за сильной жары, чего никто не предусмотрел при подготовке автопробега. Шаун воспользовался имевшимся у него резервом и решил оставить телеграфную линию, чтобы вернуться на главную трассу.

Стемнело. Ферган установил палатку, и это был их первый ночлег в пустыне, под небом, усыпанным таким множеством звезд, что казалось странным, почему небо не рушится под весом звезд и их света.

Прежде чем уснуть, Ферган долго смотрел на небо. Лежа с полуоткрытым ртом, с блестящими в свете походного фонаря рыжими волосами, он выглядел наивным ребенком. Собственно говоря, он и оставался наивным человеком, несмотря на все приключения и схватки.

— Ах, Шаун, — прошептал он, — как это прекрасно!.. И звезд здесь в десять раз больше, чем у нас дома… — Их ничуть не больше, просто воздух здесь гораздо прозрачнее, и поэтому звезды видны лучше… — Как ты думаешь, их можно сосчитать? — Не знаю… — Их пришлось бы считать по ночам всю жизнь… Но с какой начинать? Ты наверняка вскоре забыл бы… — Да уж, можно не сомневаться… — Но сам Бог должен же знать, сколько у него звезд? Скажи, Шаун, он знает это? — Да, Ферган… — Конечно, ведь он невероятно велик, правда, Шаун? Они замолчали и вскоре уснули. Ночь была полна множеством звуков, едва слышных, близких и отдаленных. Потрескивал охлаждавшийся двигатель…