Рене Баржавель - Дни мира

Со всех сторон любопытные устремились к «Итале»: с бульвара Себастополь, от Оперы, от Сены, от собора Сакре-Кер, из многочисленных боковых улочек. Они выскакивали из домов, прыгали с балконов — мужчины, женщины, дети, старики, спортсмены, инвалиды, с зонтиками, собаками корзинками, костылями. Они рвались к машине, стремясь коснуться ее или хотя бы увидеть вблизи. Они орали: «Пекин! Париж!» Задние карабкались на плечи передних, бежали по головам, теряли равновесие, падали, их толкали, сминали, затаптывали.

Толпа сплотилась вокруг машины, словно пчелы вокруг матки-королевы; она росла в вышину и скоро достигла уровня второго этажа. Фотограф второй раз зажег магний, и обрушившаяся на машину лавина заблестела под дождем. Послышался треск, раздались вопли. Человеческая гора начала оседать. Автомобиль, преодолевший столько препятствий, не выдержал успеха. Портье редакции «Матэн», великан в красном мундире, нырнул в магму, расшвыривая тела в стороны. Пробившись к принцу, он вскинул его на плечо, прорвался назад и скрылся со спасенным героем в подъезде.

Дождь превратился в ливень. Захлебнувшаяся толпа начала рассеиваться. Музыканты незаметно исчезли. Края шляпы на голове Томаса обвисли, шляпа мокрым комом съехала ему на глаза и уши. Он отшвырнул ее. Дождь ослепил. Прикрыв лицо руками, он посмотрел на восток, на дальний конец бульвара, и не увидел ничего. Ни одной машины не появилось следом за «Италой». Развевались флаги, болтались транспаранты, свисали мокрые гирлянды; по почти обезлюдевшему тротуару бегал продавец открыток, предлагавший редким любопытным: «Портрет принца за один су! Две открытки принца за один су!»

Развалившаяся на две части «Итала», сплющенная, ободранная, грудой металла лежала посреди улицы; множество мелких обломков усеивало мостовую вокруг нее. Останки победительницы пробега охранял полицейский. С его усов стекали две тонкие струйки воды.

Восемнадцатого августа газета «Матэн» опубликовала под броским заголовком сообщение о том, что мадам Шеридан, супруга пропавшего участника ралли, возглавила экспедицию, отправившуюся на поиски мужа. По Транссибирской железной дороге она добралась до Иркутска, откуда двинулась к Гоби во главе большого каравана. Она была уверена, что ее супруг вместе с механиком живы, и не сомневалась, что найдет их. Мероприятие финансировалось кузеном русского царя князем Александром, принявшим участие в экспедиции.

В воскресенье Томас поднялся на голубятню, где устроил свою мастерскую. Он протер рубашкой часть выпуклой стены и изобразил на ней караван Гризельды с помощью всех имевшихся у него красок и других материалов: масла, акварели, угля, карандаша. Во главе каравана ехала Гризельда на белом коне, нарисованном резкими штрихами. Она была изображена обнаженной. Но поскольку Томас никогда не видел обнаженной женщины, если не считать картин и скульптур, ему не понравилось то, что у него получилось. Поэтому он задрапировал Гризельду огненным плащом ее волос. Потом нарисовал исходящий из лошадиного лба луч света, сделав из коня единорога.

Через несколько дней появились два «Де Дион-Бутона». На этом ралли закончилось, и о нем перестали писать и говорить. Началось обсуждение ралли Нью-Йорк — Париж, намеченного на следующую зиму. Чтобы попасть из Азии в Северную Америку, предполагалось использовать льды Берингова пролива.

Прекратились разговоры о пропавшем автомобиле с водителем Шериданом, а также об отправившейся на его поиски экспедиции. Общество заинтересованно обсуждало появление кометы. Ее обнаружил американский астроном Даниель, когда та была жалким пятнышком на небе, но она стала очень быстро увеличиваться в размерах. Ее уже можно было увидеть в Париже перед рассветом, когда она начала появляться очень низко над горизонтом. Однажды, незадолго до восхода солнца, Томас долго всматривался в нее. Комета походила на белую розу, тащившую за собой кусок вуали новобрачной. Или впервые причащающейся девушки. Откуда она прилетела? Что это было? Она казалась удивительным воплощением тайны. Взволнованный Томас наблюдал за ней, пока она не исчезла за горизонтом. Потом он добавил ее к своей фреске при свете свечи. Белая, обрамленная красным и синим, комета гармонично сочеталась с лошадью-единорогом, находясь над правым плечом Гризельды.

Комета летела к Солнцу со скоростью двести тысяч километров в час. Она должна была обернуться вокруг него, чтобы набраться сил; затем, став ярче и быстрее, устремилась к холоду и мраку космического пространства. Комета собиралась вернуться через тысячу лет. Или через сто тысяч лет.

Дата 28 декабря 1908 года пришлась на понедельник. Чуть позже четырех утра Томас был вырван из сна сильным стуком в окно. В комнату, непонятно почему, в такое раннее время, зачем-то рвался Шама. Неизвестно кем разбуженный до рассвета белый ворон стучал клювом по стеклу и кричал «Орр-кра! Орр-кра!», замолкая на несколько секунд для того, чтобы забарабанить по стеклу, и прекращая барабанить только для того, чтобы снова заорать.

Томас пошарил на ночном столике, чтобы найти спички, снял стекло с ночника, зажег его и бросился открывать окно. Шама ворвался в комнату с хриплым криком и уселся на спинку кровати. Он был взъерошен, словно кот, столкнувшийся нос к носу с собакой. Вертел головой и осматривался с таким видом, словно не узнавал хорошо знакомую обстановку. Огонек лампы отражался в его глазах загадочным отблеском.

Томас подошел к ворону и произнес какието ласковые слова, чтобы успокоить его, но когда он протянул руку, чтобы погладить птицу, Шама больно клюнул его в ладонь, взлетел с испуганным воплем и врезался в стекло закрытого окна.

Упав на землю, он огляделся с ошеломленным видом и кинулся под кровать, словно побитый пес. Томас присел на корточки и заговорил с ним:

— Что с тобой, Шама? Ты видел кошмарный сон? Он едва различал в темноте под кроватью светлый комок, из которого доносилось странное бурчание и как будто постукивание кастаньет. Ему так и не удалось добиться от ворона ничего определенного. Томас выпрямился, задрожав от холода, натянул на голые ноги шлепанцы, накинул пальто на плечи и подошел к окну, чтобы попытаться понять причину паники ручной птицы. Юноша увидел внизу раздетого Леона, бежавшего с фонарем в руках к конюшне. Из конюшни доносилось глухое ржанье и удары копыт по перегородке. Лошади тоже были перепуганы.

Первая мысль Томаса была о пожаре, но он не увидел ни пламени, ни вообще какого-нибудь необычного свечения. Он натянул брюки, нахлобучил свою ирландскую шапочку, схватил походную лампу и выбежал из комнаты. Когда оказался на лестнице, приоткрылась дверь в комнату матери. Элен выглянула на лестницу с головой в волне заплетенных на ночь волос.