Альбер Камю - Бунтующий человек. Падение. Изгнание и царство. Записные книжки (1951—1959)

Не знаю. Мне было на четыре года больше, чем ему.

А ты в каком году?

Не знаю. Посмотри мою метрику.

Значит его бросила семья. Сколько ему тогда было лет? – Не знаю. О! Он был юн. Его оставила сестра. Сколько сестре было лет? Не знаю. – А его братья? Он был младшим – нет, вторым. – То есть его братья были слишком юны, чтобы заниматься им. – Да, наверное поэтому и бросили. – Но они и не могли поступить иначе.

В шестнадцать лет ученик сельскохозяйственного рабочего в семье мужа его сестры. Его заставляли много работать.

«Он больше не хотел их видеть. Они ему надоели».

Там же . Он борется за арабское дело. Его взяли вместе с женой во время антифранцузского восстания. Он убивает ее, чтобы ее не успели изнасиловать, но ему самому удается выжить. Его судят и приговаривают к смерти.

Или еще: я боролся ради них 20 лет, и в день своего освобождения они убили мою мать.

Там же . Самоубийство N. на Сен-Жермен-де-Пре. Друзья Мефисто. Маринелла. Опьянение. Жан-Пьер, оскорбляющий N.: «Ты преуспеваешь во всем. Ты мне отвратителен».

20 февраля.

Типаса. Дожди и солнце. Налившиеся водой стебли полыни. И потоки свежего света на мокрых развалинах. То же самое волнение – и всегда новое.

Какая удача родиться на свет среди холмов Типасы. А не в Сент-Этьене или Рубе. Знать об этой удаче и с благодарностью принять ее.

21 февраля.

Сияющий день. Сверкание моря и неба вдали сливается в общем блеске. Как всегда по утрам, сад и аромат жасмина, а сегодня еще и птицы ликуют.

22 февраля.

Туманы.

23 февраля.

Проснулся от солнца, затопившего мою кровать. День, как хрустальный кубок, переполненный бесконечным лазурным и золотым светом.

24 февраля.

Орлеанвиль. Очертания утренних гор напоминают изящные лепестки цикламена. В самом Орлеанвиле бараки и стройки: Дикий Запад. Молодой бригаде архитекторов удается избежать уныния, потому что они видят, каким будет этот город в будущем.

25 февраля.

R.U.A. [181] Racing Universitaire d’Alger, университетская футбольная команда, в которой А. Камю был вратарем. . Счастье от простой дружбы, благодаря которой я жил.

26 февраля.

Когда старая пчелиная королева давала жизнь двум молодым королевам, те или убивали, или изгоняли ее. И она оставалась умирать от голода на краю улья.

Таков смехотворный парад любви и его отвратительных требований, помогающий слабым и грубым людям жить и казаться.

26 апреля.

Отъезд из Парижа. Я удручен и совершенно опустошен из-за N. Альпы. Череда островов, постепенно выходящая нам навстречу: Корсика, Сардиния, вдали Эльба и Калабрия. Кефалония и Итака, но в сумерках все они едва различимы. Потом греческий берег, но это уже ночью. Мускулистая рука Пелопоннеса кажется темным и таинственным континентом, покрытым подснежниками и сверкающими вдали горными вершинами. Несколько звезд на еще светлом небе, и потом полумесяц. Афины.

27 апреля.

На восходе – ветер, облака и солнце. Я вышел что-то купить. Потом мы встретились с очаровательным 21-летним переводчиком, от него веяло восхитительной свежестью (я, кажется, говорил вам, что находился рядом с отелем, но это была неправда, и я все время бежал, боясь опоздать, поэтому сильно запыхался), он совершенно покорил меня, и я воспринимал его как приемного сына.

Акрополь. Ветер прогнал все облака, и с неба стал литься очень белый первозданный свет. Все утро меня не покидало странное ощущение, что я здесь живу уже много лет, и это мой дом, несмотря на языковые различия. Когда я поднимался на Акрополь, это впечатление только усилилось: не испытывая никакого волнения, я констатировал, что чувствую себя здесь «соседом».

Другое дело – там наверху. На храмы и лежащие на земле камни, которые ветер очистил, кажется, до костей, отвесно падало одиннадцатичасовое солнце, потом отскакивало, разбивалось на тысячи белых и жгучих светящихся стрел. Свет въедался в глаза, вызывая слезы, прорезал тело – быстро и болезненно, опустошая, делая доступным для чисто физического насилия, и в то же самое время совершая его очищение.

Глаза понемногу привыкали и медленно открывались, и экстравагантную красоту (да, меня больше всего поражала необычайная смелость этого классицизма) этого места воспринимал уже человек чистый, продезинфицированный светом.

И темно-красные маки, каких я никогда еще не видел, один из них вырос прямо на голом камне, […неразб.], и мальвы, и переполненное великолепными перспективами пространство, простиравшееся до самого моря. И лицо второй Коры, согнутая нога третьей – в Эрехтейоне…

Здесь хочется защитить себя от мысли, что все совершенство было уже достигнуто, и с тех пор миру остается лишь клониться к закату. В конце концов, эта мысль разбивает сердце. Мы должны всегда и все сильнее защищаться от нее. Такие мысли – смерть, а ведь мы хотим жить.

После полудня, гора Имитос фиолетового цвета. Пентеликон.

19 ч. Лекция. Ужин в таверне в старом квартале.

28 апреля.

Утро. С Маргаритой Либераки [182] Либераки (другая транскрипция имени – Лимпераки), Маргарита (1919–2011) – греческая писательница и драматург. . Дафнион. Конечно же, это Византия… Очаровательное место. Элевсин, где надо обладать большим воображением. Но местность до и после Элевсина очень красива. В храме два пути ведут к святилищу, второй – кружной, тайный путь, недоступный для непосвященных.

Капитальный смысл того, что я знаю об Элевсине. Развить.

В музее восхитительные фрагменты.

Обед в посольстве. Tiempo perdido [183] Потерянное время ( исп. ). .

После полудня. Агора. Гефестейон. Ареопаг; в небольшом музее Агоры статуи Гераклиона, Афины, Геракла. Узловатый и грубый Геракл, весь покрытый цветущей жимолостью. Потом я поднимаюсь на холм Муз. Солнце уже довольно низко над горизонтом, оно еще не дошло до той точки, когда на светлом небе будет четко прорисовываться красный диск. Но оно уже потеряло силу, ослабело и утратило форму. Из его разорванной окружности струится тонкий мед, он разливается по всему небу, золотит холмы и Акрополь, и покрывает все сладостным и неповторимым сиянием, от кубических городских построек, разбросанных по четырем концам света, и до самого моря.

Я спускаюсь как раз вовремя, чтобы успеть на свою лекцию, на которой было много споров. Выхожу уставший после двух часов непрерывных вопросов. Ужин в Пирее с Маргаритой Либераки. Курьезная личность – замкнутая и темная, но с внезапными всплесками жизни и смеха.